а дружба Насера с атеистическим Советским Союзом его совсем не устраивала. Фундаменталистские идеи Котба были восприняты антибаасистами в Сирии, а в Ираке действовал в том же духе шиит Магомет Бакир аль-Садр. Эти три страны стали рассадником мусульманского радикализма, который является реакцией мусульманства на проводившиеся в этих странах радикальные изменения исключительно светского характера. Речь идет о земельных реформах, индустриализации, принятии платформы территориально-племенного национализма, отрицавшегося панисламистами, социалистической общественно-экономической структуры и о введении госконтроля за религиозными учреждениями — от духовных судов до мечетей и исламских благотворительных организаций. На место некой панмусульманской теократической конфедерации или федерации, о которой мечтали фундаменталисты, приходит национализм, при возглавлении государств харизматическим диктатором (какой бы титул он не носил), подчиняющим религию гражданским целям и управляющим с помощью правительственной партии, как правило, единственно легальной.

Этот путь представлялся Котбу изменой мусульманству. Еще большую угрозу он видел в наступлении марксизма, росте влияния китайского и советского коммунизма, причем местные компартии активно сотрудничали с такими арабскими режимами, как Египет (пока Насер не пересажал их по тюрьмам и концлагерям), Сирия и Алжир, поскольку они якобы отстраивали некапиталистическую модель, ведущую к социализму, а там когда-нибудь — и к коммунизму. Режим аль-Карима Касима в Ираке пришел к власти в 1958 году при помощи компартии. Этот флирт был вскорости прекращен Кассимом, но он предоставил коммунистам достаточно времени для захвата руководства профсоюзами. В далекой, но мусульманской Индонезии в это время, казалось, побеждал маоизм. Но в 1965 году в результате совершенного сверху переворота было перерезано несколько сот тысяч коммунистов, чем и закончился «социалистический эксперимент» в этой стране.

565

Будущий вождь «Братьев-мусульман» Котб в начале 1950-х годов еще не состоял в этой организации. Не неся ответственности за «Братьев-мусульман» на этом этапе, он чувствовал себя свободным в критике режима, и, как он считал, искажений ислама. Послушание правителю, писал он, оправдано и обязательно только, если правитель управляет посредством шариата. Если правитель нарушает требования шариата, его права в отношении мусульманских граждан становятся недействительными.

Еще в монархическом Египте в 1950 году в результате смены правящей партии арестованные члены «БМ» были выпущены на свободу, и в печати появились сообщения о пытках, которым те подвергались в заключении. Котб использовал эти сообщения в своих писаниях для выпадов против демократии, которой прикрывалось правительство Фарука, утверждая, что она неприемлема в исламских странах, и настаивая на восстановлении абсолютной власти Корана и шариата в общественной, духовной и интеллектуальной жизни (признавая, однако, что Коран и шариат не имеют никакого отношения к точным и естественным наукам). Все кары по шариату — ампутация конечностей, публичное сечение плетью и публичные казни — Котб поддерживал. Против демократии Котб выступал, как и другие фундаменталисты, на том основаниии, что это якобы узурпация Божьей власти, изобретение законодательства человеком, в то время как законы могут исходить только от Бога. По индийскому мусульманскому фундаменталисту Маудуди и египетскому — Котбу — законодатели являются представителями Бога, их постановления ни в коем случае не должны выражать их собственную свободную волю или отражать желания большинства граждан. Создание человеком законов без опоры на Коран Котб приравнивал к идолопоклонству, из чего заключал, что секулярная демократия есть возвращение к языческому невежеству. Отсюда Котб делал вывод, что, поскольку властные структуры ограничивают религию сферой духовной жизни граждан, отрицая ее значимость в качестве социально-экономической и политической системы, все их действия и политика являются нарушением божественного порядка. Все это било не в бровь, а в глаз режиму Насера, который-де, прикрываясь исламом,

566

на самом деле подрывает его. Все это он считал сионистско-христианским заговором против ислама, который камуфлируется под некое модернизованное «возрождение» умеренного мусульманства. Он обвинял мусульманскую улему, сотрудничающую с насеровским и ему подобными полу-мусульманскими режимами, в измене Корану. Котб выступал решительно против исламского реформизма таких мыслителей как Абдо, который вводил рациональную логику в восприятие ислама. По мнению Котба, ничто сотворенное не может быть соучастником божественного. Ислам, подчеркивал Котб, есть безоговорочное подчинение Богу и изречениям Пророка как акт веры и послушания.

Индийский аналог Котба, Маудуди, писания которого Котб в значительной степени использовал, но, пойдя дальше в радикализме, писал, что Халифат — это представительство Бога на земле, делегированное Богом исключительно для выполнения воли Божьей. Его предписания и распоряжения являются самой чистой формой демократии. Это единственная политическая система, в которой общество в целом обладает правами и властью Божьего халифата. Маудуди называет подлинное исламское государство теодемократией, которое существует по воле граждан-мусульман. Однако поскольку исламское государство есть прежде всего идеологическая структура, полноправными гражданами его могут быть только те, кто полностью разделяют его идеологические установки. Все неверные — коль скоро они лояльны и послушны и чьи мужчины согласны платить особый подушный налог (жизю) — получают права граждан второго класса (дхимми, то есть защищаемое меньшинство). Интересно, Маудуди допускал в своем идеальном исламском государстве (Царстве Божьем по его выражению[24])

567

принципы всеобщего голосования по крайней мере для «верных», что было явной уступкой западному либерализму. Но поскольку речь идет об идеологическом государстве, и Маудуди постоянно оправдывает свое идеологическое государство ссылками на фашизм и коммунизм, то не надо далеко ходить, чтобы представить себе, что такое идеологическая исламская «демократия» на практике. Женщинам он предоставляет право голоса, но оговаривает, что место женщины — у домашнего очага, цитируя 4-ю суру, стих 34, который называет мужчину опекуном женщины, а также ссылаясь на изречение, приписываемое Магомету, согласно которому государство рухнет, если им будет управлять женщина. Из всего этого Чуэйри делает убийственный вывод:

«Итак, демотеократия Маудуди — это идеологическое государство, в котором законодатели не создают законов, граждане голосуют лишь для утверждения перманентности Божьих законов, женщины не смеют покидать свои жилища, чтобы не нарушить общественное равновесие, а иноверцы могут жить лишь в качестве инородного элемента, от которого требуется доказательство лояльности в виде денежной пени. Однако, когда ему это было выгодно, Маудуди шел на компромисс со своими принципами. Так, в 1965 году он поддержал кандидатуру сестры основателя Пакистана Аюб Хана на пост главы государства[25]».

Что касается египтянина Котба, то он был откровенно враждебен либерализму и многопартийности, которую он считал формой политеизма (многобожия). Ислам согласно Котбу самодостаточен и по своей сущности совершенен. Шура, о которой говорилось выше, в глазах Котба — совершенная форма государственного плюрализма. Котб осуждает марксизм за его материализм и атеизм, за то, что он «третирует человека как средство производства», ограничивая его интересы только материальными запросами. Поддерживая промышленное развитие страны, он одновременно осуждает прибыль, рост