Участник московских переговоров Биляк вспоминал: «…товарищ Брежнев сказал, что советские люди готовы поделиться с нами и последним куском хлеба… Что касается займа в золоте, то советские товарищи просили нас конкретизировать цели его использования. Мы не смогли дать ответ»[572].

Брежнев говорил с чехословацкой делегацией очень уважительно, что вынужден был признать в своих мемуарах и Дубчек. Советский лидер лишь боялся, что сам Дубчек и все руководство КПЧ в погоне за безбрежной демократизацией потеряют власть. Никаких угроз в адрес Чехословакии в Москве никто не высказывал[573].

Советское руководство после бесед с Дубчеком задалось вопросом, который оно так и не могло окончательно разрешить на протяжении всего 1968 года: то ли он был наивным человеком, не понимавшим, к чему ведет его деятельность, то ли знал, что делал, и просто водил за нос Москву, обещая, что никакого подрыва социализма в Чехословакии он не допустит. Мемуары Дубчека ясно свидетельствуют в пользу второй версии, но в ложь «Саши» Брежнев не верил до начала августа 1968-го.

Позднее Брежнев рассказывал лидерам стран Варшавского договора: «…что-либо конструктивного он (Дубчек) не сообщил, ограничился общими заверениями насчет того, что они справятся с событиями. Характерно, что он ничего не сказал о том, как прошла в Праге первомайская демонстрация. Он признал, что контроля над печатью, радио и телевидением у них пока нет, но заверил, что и с этим они справятся. Словом, его выступление носило, так сказать, успокаивающий характер».

Смрковский говорил более обтекаемо и напирал на необходимость скорейшего завершения реабилитации, против чего никто в Москве и не возражал.

Как и предполагали в Москве, отнюдь не все члены Президиума ЦК КПЧ поддерживали политику Дубчека. Это в полной мере проявилось в выступлении лидера словацких коммунистов Биляка, который фактически во всем поддержал советскую сторону на московских переговорах (и лишний раз убедил Дубчека в необходимости скорейшего съезда партии, чтобы избавиться от него). Биляк сказал, что, по его мнению, все нападки на КПЧ идут из одного центра, и они скоординированы с заграницей. Брежнев передавал слова Биляка так: «Одной из форм наступления на КПЧ в настоящее время… стало требование созвать чрезвычайный съезд партии. Он заверил, что коммунистическая партия Словакии держится крепко. Там тоже есть демагоги, но руководство партии крепко держит положение в руках. Словацкая коммунистическая партия не поддерживает предложения о чрезвычайном съезде КПЧ. Если будет принято решение созвать такой съезд, то коммунисты словаки не пойдут на него».

Это выступление Биляка в Москве в присутствии сидящего рядом Дубчека очень показательно. Из него ясно видно, что член Президиума ЦК КПЧ и лидер компартии Словакии не знал, что чрезвычайный съезд хочет созвать сам же Дубчек. То есть к тому времени Дубчек уже предпочитал действовать за спинами своих коллег по высшему партийному органу.

Брежнев сказал своим чехословацким гостям, что по сравнению с моментом встречи в Дрездене положение в Чехословакии ухудшилось и что контрреволюционные силы форсировали наступление. Брежнев говорил, в частности, о первомайской демонстрации в Праге, на которой появились многочисленные колонны оппозиции – КАН, К-231, а члены формально распущенного в стране «Сокола» вдруг прошли в новой, «с иголочки» форме. Откуда она у них появилась? Оппозиция на демонстрации критиковала компартию, а первый секретарь ЦК КПЧ Дубчек приветственно махал им рукой. Дубчек в своей манере изворачивался, пытался все отрицать и говорил, что «просто сделал какой-то жест рукой, неправильно истолкованный комментатором» телевидения. На это Брежнев логично возразил: если жест Дубчека истолковали неправильно, то комментатора надо снять с работы.

Далее Брежнев попросил Дубчека объяснить, почему правительство ЧССР фактически открыло границы с ФРГ и Австрией. Ведь речь идет о деле, которое касается всех стран Варшавского договора. «Кто может дать гарантию, что с этим многотысячным потоком „туристов“ с Запада в страну не привозят оружие, контрреволюционную литературу, какое-либо снаряжение, что среди этих приезжающих нет тайных агентов империалистических разведок. Никто такой гарантии дать не может. Как же мы можем быть спокойными в отношении этих явлений. Разве вы не знаете… что по ту сторону чехословацкой границы в ФРГ стоит 21 дивизия НАТО, в том числе два полных американских корпуса, а перед ними с чехословацкой стороны – открытый путь. Ведь это же тыл ГДР, тыл Польши. Угроза безопасности Советского Союза. Мы не можем мириться с таким положением»[574].

Черник обещал Косыгину, что система охраны западных границ ЧССР будет пересмотрена и ужесточена. Естественно, это обещание, как и другие, осталось не выполненным. В июле председатель правительства ЧССР заявил на совещании актива национальных комитетов всех уровней, что в режиме охраны западных границ после января 1968 года вообще ничего не изменилось, за исключением ликвидации «некоторых ненормальностей»[575].

В Москву к тому времени поступала информация, в том числе от министра обороны ЧССР Дзура, что под влиянием кампании против КПЧ и ЧССР в СМИ чехословацкая армия дезорганизуется. В частях постоянно идут митинги, а боевая учеба фактически заброшена.

Было указано с советской стороны и на прогрессирующую дезорганизацию чехословацких органов госбезопасности.

Претензии предъявили Дубчеку и относительно кампании в чехословацких СМИ по обвинению СССР в убийстве министра иностранных дел Чехословакии Яна Масарика в 1948 году. Брежнев прямо сказал: «…этот шум уже затрагивает государственные интересы нашей страны… Если мы до сих пор молчали по этому поводу, то больше молчать не можем… Если так будет продолжаться, то мы не можем согласиться с тем, чтобы выступления против нас, против других братских партий и стран оставались без ответа. Если мы сочтем нужным ответить, то ответим так, что это будет слышно. Ответим и по радио, и в печати, и где угодно. Ответим дружно, всем социалистическим лагерем»[576].

Брежнев и его коллеги по Политбро ЦК КПСС опять подчеркнули, что ЦК КПЧ ничего не делает для того, чтобы контролировать работу телевидения, радио, печати и особенно своего центрального органа – газеты «Руде право».

Ссылки Дубчека на свободу печати и отсутствие цензуры справедливо сочли несерьезными. «Мы спросили чехословацких друзей: как это получается у вас? Вы снимаете одного за другим хороших коммунистов с постов: министра обороны, министра иностранных дел и других. Из 26 министров, входивших до последнего времени в состав правительства Чехословакии, было сразу отстранено 15 министров. Все это делается легко. А вот редактора газеты, который занимается контрреволюционной деятельностью, снять с работы не могут. Мы спросили, почему это так? Ответом было молчание»[577].