2

Они летели по Садовому кольцу.

– Я успела сказать только, что нам надо поговорить, – недовольно буркнула Света. – Она сразу трубку хуяк! Больно дерганная жена у него какая-то.

Петр хмыкнул.

– Ее понять можно. Она защищает свою семью, свой брак.

– Ей бы в защите у «Спартака» играть. Через такую не прорвешься.

– Боюсь, согласен. Ну ничего. Увеличим давление в котле. Где телефон, который ты купила?

Света передала.

– За рулем, между прочим, разговаривать запрещается.

Петр даже не повернулся к ней. Но при первой же возможности поменял полосу, привалил машину к обочине, включил аварийку. Света ухмыльнулась, но от комментария воздержалась.

Петр открыл меню сообщений. Набрал. Отправил.

Потом они вместе послушали, как цокает аварийка. Как шумят шины и моторы за окнами. Ответ от Бориса на сей раз прилетел мгновенно:

«Где ты?»

Петр задумался на миг. Набрал:

«На кобальтовых шахтах работают семилетние дети».

Палец его остановился. Переключил с алфавита на эмоджи, стал листать варианты. Какой рисунок мог вообще быть здесь уместен?

– Чего завис?

– Что сюда поставить лучше?

Она заглянула, прочла сообщение.

– Поставь глаз.

– Глаз? А что это означает?

– Ничего. Просто стремно. Сразу думаешь: нахуя глаз?

Петр фыркнул.

– Ты спросил, я ответила.

– Не буду я ставить никакой дебильный глаз.

Но над стрелкой «отправить» палец завис. Петр вернулся в меню. Выбрал из картинок глаз. Вставил. Отправил. И не выпуская телефона из рук, стал выкручивать руль.

3

Когда Вера вернулась, сияя заново наложенным макияжем, совершенно успокоившаяся, Борис уже убирал телефон в карман.

Колено его прыгало под столом.

Вера посмотрела на колено. На лицо Бориса. Муж ответил улыбкой.

– Извините, – сказала всем сразу Вера.

Всем сразу улыбнулась, оправляя узкую юбку.

Села.

– Да. Что там у нас дальше?

Кадриль возобновилась.

Борис подписывался, куда показывал палец адвоката. Видел на пальце черные волоски. Ровно обстриженный ноготь. Передавал бумагу, не глядя. Опять смотрел на волоски, на ноготь. А думал только об одном: Ире сорвало башню. Иру несло.

Раньше африканские детки на кобальтовых шахтах ее почему-то не волновали. И так, на минуточку: в его компании никакие дети в шахты не спускаются! Что за сектантская херь? То есть мы уже вот куда пришли? Начинаем подставлять левую щеку? – заводился он.

Почему ей сорвало башню, Борис не гадал: бесполезно. Она намного моложе, она выросла в другой стране, она религиозна, – непроницаемый занавес. Он не стал и пытаться туда заглянуть. Простые выводы обычно оказываются правильными. А простой вывод был очевиден: Ира стала опасной.

Голос жены рядом что-то сказал.

– Все хорошо, – кивнул ей, кивнул порхающим рукам адвокатов Борис. – Все в порядке.

Жена странно посмотрела, уткнулась в бумаги. Адвокаты не запнулись ни на миг.

4

На этот раз – услышав звякнувший сигнал, что пришло сообщение, – Петр не стал ни перестраиваться, ни останавливаться. Не выпуская руль, дал экрану щелчок. Скосил глаза на экран.

«На Патриках. В два. Скамейка Берлиоза».

Ишь ты. Борис даже смайлик поставил, хоть и старомодный: двоеточие со скобкой.

– Ай, ну на дорогу же смотри! – Света инстинктивно выпрямила ногу, совершенно забыв, что за рулем не она.

Петр выровнял вильнувший ход. Борис написал место, Борис написал время. Петр подумал: похоже, тут все чисто. На Патриарших всегда полно народу, люди сидят на скамейках, гуляют, глазеют на пруд. Скамейка стоит напротив Малой Бронной – там тоже люди. Да еще днем. Он правда хочет встретиться. Подвоха нет. Слова ни к чему. Петр чиркнул пальцем. Ударил по большому красному сердцу. Отправил.

5

Кабинет премьер-министра уже не казался Борису слишком большим. Слишком большим он был только для низкорослого Свечина. А ему в самый раз. Борису в этом кресле было удобно. Может, просто стоит себе в этом признаться?

Он посмотрел на часы: два десять.

Нажал кнопку связи с секретарем:

– Авилов явился?

– Десять минут назад.

Телефон на столе ожил: уведомление о новом сообщении. Борис подвинул телефон. Но открывать не понадобилось, в сообщении было всего две буквы: ОК.

Борис удалил его. Отложил телефон.

…Почему бы не признаться себе: он может многое сделать из этого кресла. Не только ощущать его тяжесть.

– Пригласить Авилова войти? – нарушил паузу секретарь.

– Нет-нет, – улыбнулся сам себе Борис. – Через двадцать… Нет. Через двадцать три минуты – впускай.

Борис поразился самонадеянности Авилова. Есть такая русская поговорка: хоть ссы в глаза – все божья роса. В глаза Авилову можно было отвести дренажные трубы городской канализации – он все равно бы держался, как сейчас. Вещая. Важно перекладывая бумаги из кожаной папки.

– Позволю себе зачитать точные цифры по ЧВК «Орел».

– Простите, – перебил Борис с доброжелательной улыбкой. – Возможно, я – не позволю.

Авилов чуть вскинул бровь. Чуть откинулся на спинку. Чуть больше растопырил пальцы поверх своих бумаг. Но держался все так же вальяжно.

– Мы уже обсуждали эту тему, – Борис дал понять, что она закрыта. – В присутствии ЧВК «Орел» в Конго необходимости не было и нет. Оно слишком затратно. И неоправданно затратно. Все это я говорил.

– И вы сказали, что подумаете.

– Уже нет. В Конго у меня больше нет никаких бизнес-интересов.

– Уже нет? – переспросил Авилов.

Улыбка Бориса обозначилась резче.

– Но государственные интересы стоят того, чтобы о них думали.

– Прошу прощения? – улыбка Бориса стала холодной.

– У ЧВК «Викинг» нет столь мощных потребностей, чтобы покрыть по-настоящему крупные поставки вооружения. В таком количестве.

– В ваших собственных бизнес-интересах?

– Вооружение – серьезная статья российского экспорта. Разумеется, сейчас поднялась вся эта белиберда: санкции. Чистый шантаж нашей экономики. Как премьер-министр, вы понимаете последствия: сокращение сектора, сокращение рабочих мест, депрессия регионов, где сосредоточено производство вооружения. Вы же у нас… народный премьер. Чувствуете чужую беду.