– Напрасно вы, голубушка, напоминаете правила игры тому, кто эти правила придумал, – с укором сказала Терпение. – Вне пятилетней игры я имею полное право обращаться с вами так, как вы того заслуживаете. А вы сейчас явно посторонним делом заняты. А если нет, то это очень похоже на то, чего вы оба обещали не…

– Да засуньте вы этот ваш сговор куда подальше! – заявил Локк, кладя руки на плечи Сабеты. – Вы прекрасно знаете, что мы вовсе не о делах разговаривали. Постыдились бы подслушивать! И вообще, с чего вы вдруг к нам заявились?!

– Совесть заставила.

– Ах вот как! У вас совесть взыграла? Неужели она у вас есть? – съязвил Локк.

– Вы сами в этом виноваты! – Архидонна наставила на Локка обвинительный перст. – Я вас предупреждала – никаких личных дел. Вы должны добиться победы для нас, а не любви для себя. А вы чем занимаетесь?

– И правда, чем это мы оба занимаемся? – Сабета скрестила руки на груди, а в голосе ее звучало сдержанное напряжение, хорошо знакомое Локку; он чуть сильнее сдавил ей плечо – вряд ли Сабета знала, к чему приводит попытка нападения на мага, – и она едва заметно пожала ему пальцы. – Вы бы нас просветили, архидонна Терпение. Нас обоих.

– Я настоятельно советую вам обоим забыть о своей давней романтической привязанности, – вздохнула Терпение. – Забыть – и заняться порученным делом. А вы, Сабета, не принуждайте меня к решительным действиям. За Локка отвечаю я. В нем слишком много того, чего вы не понимаете, да вам и не надо это понимать. Так что давайте все это прекратим.

– Что прекратим? Мою собственную жизнь?

– С вами все ясно. Дальнейшие уговоры бесполезны. Как бы то ни было, помните, что я вам предложила выход. – Терпение небрежно махнула рукой, и балконные двери закрылись. – Видите ли, Локк… уникален. За неимением лучшего слова. И я говорю это не для того, чтобы пощекотать его самолюбие. Если вы не собираетесь от него отступаться, вам следует знать о его истинной природе.

– Он мне не чужой, – заявила Сабета.

– Он всем чужой. – Терпение устремила на Локка пронзительный взгляд. – Особенно самому себе.

– Да хватит уже загадками говорить! – не выдержал Локк. – Рассказывайте, в чем…

– Двадцать три года назад, – невозмутимо продолжила архидонна, – в Каморр пришла страшная хворь – черный шепот – и унесла сотни жизней. Город спасли только каналы и строгие карантинные меры. А когда хворь отступила, из Горелища вышел мальчик, которого никто не признал. Никто не знал ни откуда он, ни кто его родители, ни сколько ему лет.

– А то я не помню, – буркнул Локк.

– Вот и поразмыслите, почему…

– Сама бы поразмыслила…

– Дело в том, что мне известно, почему у вас нет никаких воспоминаний о прежней жизни в Горелище, – произнесла Терпение все тем же суровым, не допускающим возражений тоном. – Почему вы не помните отца. Почему рассказываете выдумки о том, откуда взяли имя Ламора – то ли у колбасного торговца, то ли у заезжего моряка.

– Ты мне про моряка говорил… – сказала Сабета.

– Я тебе сейчас все объясню… – По хребту Локка змейкой прополз холодок. – Терпение, вам-то откуда об этом известно?!

– Среди документов, хранящихся в каморрских архивах со времен краха Теринской империи, фамилия Ламора не встречается ни разу. Ни разу. Мы все досконально проверили. Вы вышли из Горелища, накрепко затвердив это имя, но не догадываясь, откуда оно взялось. А я знаю откуда. – Она, шелестя складками своего одеяния, скользнула к Локку и Сабете. – А еще я знаю, какое воспоминание – единственное, подлинное и неизменное, сохранившееся в темных глубинах вашей памяти – вы вынесли из Горелища. Воспоминание о вашей матери. Точнее – о ее занятии.

– Белошвейка, – прошептал Локк.

– Вот именно. Между прочим, я назвала вам свое серое имя – то самое, которым меня называли до избрания архидонной…

– Белошвейка… – ошеломленно выдохнул Локк. – Не может быть! Вы не… Не верю! Неправда!

2

Ужас, охвативший Локка, не развеялся и тогда, когда архидонна рассмеялась.

– Правда, правда, – с кошачьей улыбкой сказала она. – Вот только вы неожиданно пришли к весьма забавному, но совершенно неверному выводу. Кроме Сокольника, у меня детей нет и не было.

– О боги, – с неимоверным облегчением выдохнул Локк. – А чего ж вы тогда…

– Ваше единственное подлинное и неизменное воспоминание не имеет никакого отношения к занятию вашей матери. И вообще с ней никак не связано. Вы помните меня.

– Откуда? И вообще, как такое возможно?

– Когда-то жил в Картене маг, обладавший невиданными, удивительными способностями. Свое пятое кольцо он заслужил очень рано, когда был вдвое моложе, чем я сейчас. В то время он носил титул Предусмотрительность. Впоследствии он стал моим наставником и лучшим другом. Повезло ему и в любви – он взял в жены картенскую девушку, редкую красавицу. Они друг друга обожали… но она умерла. – Терпение запнулась, вздохнула и, сделав над собой усилие, продолжила: – Несчастный случай. Балкон обрушился. Я вам объясняла, что наше искусство способно причинять вред, но исправить что-либо мы не в силах. Да, мы умеем преображать и очищать – вот, например, как мы очистили ваше тело от привнесенного в него чужеродного яда. Но восстановить переломанные кости и собрать пролитую кровь мы не в силах. В этом мы ничем не отличаемся от вас. Ничем. – В темных глазах архидонны вспыхнул гневный огонь. – Да, в этом мы такие же обычные, как и вы сейчас. Ничем не примечательные. Моего друга горе надломило. И он совершил ужасную ошибку – решил во что бы то ни стало воскресить жену. И хотя всем известно, что смерть непобедима, что совладать с ней невозможно, безумец возомнил, что своим искусством способен ее превозмочь. Что тайные знания и умения ему помогут. Он начал изучать запретное, пытаясь вселить душу умершей в новое тело. Представляете, что бы произошло, если бы ему это удалось?

– Боги такого никогда не допустят… – прошептал Локк, изо всех сил стараясь убедить себя в правдивости своих слов, и невольно содрогнулся: в памяти всплыл мертвый Клоп с черными камешками глаз, на которых были начертаны его грехи.

– И в этом я с вами совершенно согласна, – кивнула Терпение. – Увы, боги жестоки. Они не запрещают подобных устремлений, но сурово наказывают за них. Некромантия действует на живых как своего рода яд. В тех, кто ею занимается, она вызывает неизлечимый недуг, скрыть который невозможно. О преступлении мага стало известно, но задержать его не удалось. Он бежал.

Терпение откинула капюшон. Сабета с Локком, завороженные рассказом, стояли оцепенев и едва дыша.

– До своего избрания архидоном мой друг называл себя серым именем на старотеринском – Пель Акант, то есть Белый амарант, неувядающий цветок из древних сказаний. А после того как его охватило безумие, мы, вполне естественно, стали звать его…

– Не может быть… – простонал Локк, оседая на пол – ноги его не держали.