«Дорогой г-н Абрахамс, — написала она. — Пожалуйста, зарегистрируйте прилагаемые заявки на мое имя в конторе горных разработок и положите документы в банк „Стандарт“ в Виндхуке на мой счет, которым Вы, как мой адвокат, имеете право распоряжаться.

Буду чрезвычайно Вам признательна, если бы Вы смогли навести справки относительно приглашения независимого и высококвалифицированного консультанта по горным разработкам. Заключите с ним контракт на осмотр и оценку собственности, являющейся предметом данных заявок, и отправьте его ко мне тем же транспортом, каким Вам доставят это письмо.

Пожалуйста, проверьте, чтобы в обратный путь транспорт ушел загруженный припасами, какие я перечислила ниже, и оплатите все деньгами с моего счета.

И последняя просьба. Буду чрезвычайно Вам признательна, если, не раскрывая моего местонахождения, Вы телеграфируете полковнику Гарри Кортни в Тенис-крааль и справитесь о моем сыне Майкле и моей компаньонке Анне Сток. Передайте всем троим мою любовь и преданность, заверьте относительно моего доброго здравия и сообщите, что я страстно хочу видеть их всех снова.

С искренней благодарностью и наилучшими пожеланиями,

Сантэн де Тири Кортни».

Пакет и письмо она отдала водителю грузовика и отправила его в Виндхук. Так как дорога была хорошо известна и все ее трудные места обустроены, грузовик вернулся через восемь дней. Рядом с водителем в кабине сидел высокий пожилой джентльмен.

— Позвольте представиться, миссис Кортни. Меня зовут Руперт Твентимэн-Джонс.

Он походил не на горного инженера, а на гробовщика. Даже одет в черный шерстяной сюртук с высоким воротником и черным галстуком. Волосы на голове черные, зачесанные назад, но пышные бакенбарды совершенно белые. Нос и кончики ушей изъедены незаживающими язвами от тропического солнца (будто их грызли мыши). Под глазами мешки, как у бассета, и такое же траурное выражение на лице.

— Здравствуйте, мистер Джонс.

— Доктор Твентимэн-Джонс, — печально поправил он. — Двойной ствол, как в дробовике. У меня для вас письмо от мистера Абрахамса.

И он, словно извещение о выселении, протянул конверт.

— Спасибо, доктор Твентимэн-Джонс. Не хотите выпить чаю, пока я читаю письмо?

«Пусть Вас не обманывает выражение лица этого человека, — заверял в своем письме Абрахам Абрахамс. — Он был ассистентом доктора Меренски, который открыл алмазные месторождения в Спиргебиде, а сейчас регулярно консультирует директоров „Де Бирс Консолидейтид Майнз“. Свидетельство его высокого профессионализма также то, что ему по этому контракту причитается тысяча двести гиней.

Полковник Кортни заверил меня, что и мефрау Анна Сток, и Ваш сын Мишель вполне здоровы; все они шлют Вам привет и надеются на Ваше быстрое возвращение.

Посылаю Вам требуемые припасы. После их оплаты и выплаты авансом жалования доктору Твентимэн-Джонсу на Вашем счете в банке „Стандарт“ остается 6 фунтов 11 шиллингов 6 пенсов.

Документы по Вашим заявкам на горные разработки находятся в сейфе банка».

Сантэн тщательно сложила письмо. От наследства и вырученного от продажи алмаза оставалось чуть больше шести фунтов. У нее нет денег даже на возвращение в Тенис-крааль, если она не продаст грузовики.

Однако Твентимэн-Джонсу уже заплачено, а на запасах, оставшихся в лагере, она может прожить еще три месяца.

Она смотрела, как он пьет чай, сидя у костра в ее складном кресле.

— Двенадцать сотен гиней, сэр. Должны быть, вы очень хороши в своем деле.

— Нет, мадам, — печально покачал он головой, — я просто лучший.

Ночью она провела Твентимэн-Джонса через пещеру с пчелами. Когда они оказались в тайной долине, он сел на камень и вытер лоб платком.

— Это очень нехорошо, мадам. Надо что-то сделать с этими отвратительными насекомыми. Боюсь, от них придется избавиться.

— Нет, — быстро и решительно ответила Сантэн. — Я хочу, чтобы этому месту и его обитателям причиняли как можно меньше вреда, пока…

— Пока что, мадам?

— Пока мы не поймем, что это необходимо.

— Я не люблю пчел. От их укусов я ужасно распухаю. Я верну вам деньги, и вы сможете поискать другого консультанта.

И он начал вставать.

— Подождите! — остановила его Сантэн. — Я уже обследовала эти утесы. Можно проникнуть в долину через вершину.

— К несчастью, это потребует сооружения подъемника и блоков и чрезвычайно усложнит все предприятие.

— Пожалуйста, доктор Твентимэн-Джонс, без вашей помощи…

Он ответил что-то нечленораздельное и ушел в темноту, высоко держа над головой фонарь.

Но на рассвете, когда света стало больше, он начал предварительное обследование. Весь день, сидя в тени монгонго, Сантэн видела тут и там долговязую фигуру с опущенным на грудь подбородком; каждые несколько минут он останавливался, подбирал камень или горсть почвы и снова исчезал среди деревьев и камней.

Лишь к концу дня он вернулся туда, где она ждала.

— Ну? — спросила она.

— Если вы хотите знать мое мнение, мадам, то чересчур торопитесь. Мне потребуется несколько месяцев, прежде чем…

— Месяцев? — тревожно воскликнула Сантэн.

— Конечно, — сказал он, но, увидев ее лицо, добавил: — Вы ведь столько платите мне не за догадки. Придется вскрыть почву и посмотреть, что под ней. Это требует времени и тяжкого труда. Мне понадобятся все работники помимо тех, кто приехал со мной.

— Я об этом не подумала.

— Скажите, миссис Кортни, — мягко спросил он, — а что вы надеетесь здесь найти?

Она глубоко вздохнула и сделала за спиной знак, которому научила ее Анна, — знак для отвращения дурного глаза.

— Алмазы, — сказала Сантэн и пришла в ужас: произнеся это вслух, она навлечет на себя неудачу.

— Алмазы, — повторил Твентимэн-Джонс так, словно получил сообщение о смерти своего отца. — Что ж, посмотрим. — Его лицо оставалось мрачным. — Да, посмотрим.

— Когда мы начнем?

— Мы, миссис Кортни? Вы будете держаться подальше от этого места. Я никому не позволяю отираться вокруг меня, когда я работаю.

— Но, — начала она, — разве мне нельзя даже посмотреть?

— Я никогда не отступаю от этого правила, миссис Кортни, и, боюсь, вам придется с ним смириться.

* * *

Итак, Сантэн была изгнана из долины. Дни в лагере у львиного дерева тянулись медленно. Из своей ограды она могла видеть рабочие бригады Твентимэн-Джонса, которые поднимались на вершину, сгибаясь под тяжестью оборудования, и там исчезали.

Минул почти месяц ожиданий, и она поднялась туда сама. Подъем дался тяжело, груз в чреве на каждом шагу напоминал о себе.