Девчонка Денни (стоит выяснить, как ее зовут?) вышла из кухни с кофейной чашкой рагу, подошла и подсела к Денни на пол, очень старательно не глядя на Шкета. Девушка в бушлате, сидя подле Саламандра на диване, то и дело ложкой таскала у него еду; Саламандр ее более или менее не замечал.

– Праздник у вас был? – вскричал Кошмар в ответ на вопрос, которого Шкет не слышал. – А мы в набег ходили! Адам, Малыш, Леди и я! Я так пересрал – думал, всё, капец. Ёпта, да я и до сих пор.

Последним в общем смехе погас отрывистый смешок Леди Дракон.

– Мы были в парке. – Кошмар помахал вилкой над головой; расселись еще какие-то люди. – Малыш, Адам и мы с Леди Дракон. Где старая Погодная башня, знаете?

(Что, подумал Шкет, делал Джордж в медном свете этого полудня? Что делала Джун?)

– Когда началось – в смысле, как началось, мы подумали, что полгорода в огне, но как увидели, чё это… – Кто-то хотел было отпустить замечание, и Кошмар затряс головой. – Не-не, я не знаю, чё это за хуйня. Меня не спрашивайте. Мы, как ее разглядели, полезли смотреть. Да?

Леди Дракон сидела, улыбаясь и качая головой, а заметив, что всеобщее внимание переключилось на нее, закивала; улыбка осталась.

– Мы залезли, посмотрели, всё видели. Взошло. И село. – Кошмар присвистнул. – Господи боже!

Мы живем, подумал Шкет, и умираем в разных городах.

– И вы были посреди всего, – спросил скорпион в виниле, не отводя глаз от Кошмара, – пока не закончилось?

Саламандр возразил:

– Мы смотрели, как оно село…

– Закончилось? – Кошмар раззявил рот, передразнивая винилового. – Чё закончилось?

Адам поворошил цепи на груди; остальные не шелохнулись.

– Вы считаете, все закончилось? – осведомился Кошмар.

Блондинка в бушлате обеими руками сжимала ложку между колен.

– Когда оно село, – сказала она, – опять стал как будто обычный день… здесь. И свет был еще часа четыре или пять, только потом стемнело.

Она через плечо глянула в черное стекло; с подоконника, из-под основания без лампочки, в ночь взирал латунный лев.

В тишине разросся смех Леди Дракон.

– Ёпта. – Кошмар снова набил рот и заорал себе в тарелку: – Вы даже не знаете, взойдет ли Солнце опять! Может, завтра нас всех сожжет в пепел. Или заморозит. Ты чё-то говорил, Малыш, – мол, Землю сбило с орбиты, чё-то такое, прямо в Солнце или мимо…

– Я не говорил. – Малыш оглядел себя – прыщавую грудь, необрезанные гениталии, выгнутые колени, грязные ступни; впервые его нагота была неуместна. – Я не всерьез же…

– Тогда бы землетрясение было. – Бурый Адам с филадельфийским акцентом собрал цепи в кулак. – Я же сказал. Крупное землетрясение или цунами; может, и то и другое. А ничего такого. Если Землю сбило, что-то должно было случиться…

– То есть, – Кошмар поднял голову, – через десять минут, может, блядь, и затрясет!

Тут потолочная лампочка потускнела на три четверти.

Шкет постарался сглотнуть сердце, скакнувшее в горло; оно грозило взорваться и наполнить рот кровью.

Кто-то опять заплакал.

Шкет оглянулся – может, Денни? Но плакал другой скорпион (Паук?), по другую сторону от Кошмара. Лицо Денни даже в желтоватом полумраке прорезали лезвия теней его волос.

– Ой, ну кончайте! – Из-за плеча Тринадцати выдвинулась Кумара. – Слушайте, когда мы тут жили, она так гасла раз пять на дню!

В кухне что-то загудело; свет разгорелся как положено.

Кошмар упрямо ел.

Больше не ел никто.

– У вас там еще есть? – Кошмар кивнул Адаму с Малышом. – Вкусно. – Огляделся. – Вы не знаете, закончилось все или нет.

– Я бы не отказалась от добавки, – вставила Леди Дракон.

Малыш шагнул к ним и протянул руки за тарелками.

– Ошибка, – Шкет сам себя удивил, заговорив, сунул вилку в рот, чтоб замолчать, но все равно продолжил, – не предполагать, что все закончилось. – Я изображаю Кошмара, подумал он, а потом понял: нет, я делаю то же, что Кошмар, по той же причине. – Ошибка – предполагать, что все началось сегодня днем.

– Точняк, мудило! – И Кошмар со значением потряс вилкой.

Шкет снова забросил овощи в рот и подумал: меня, наверно, сейчас стошнит. А потом подумал: нет, слишком жрать охота.

– Там большая кастрюля, – говорил между тем Адам. – Разбирайте, пока есть.

Скользнула тень, и Шкет оторвал взгляд от объедков на тарелке.

Адам стоял перед ним, протянув руку, тоже вот-вот (заметил Шкет) готовый зарыдать. Шкет отдал ему тарелку.

Кошмару, Леди Дракон и мне еду выдали первым делом, отметил Шкет, когда Малыш притащил ему добавку. Ну, Саламандра вроде не парит.

Доев, Шкет отложил вилку на пол и встал.

– Эй, ты куда? – спросил Саламандр – ноль задиристости, сплошь замешательство.

– Пойду прогуляюсь.

С нижней ступеньки крыльца он разглядел вдали два уличных фонаря. В любой момент все сгорит? Или замерзнет с приходом ледникового периода, то есть через двадцать минут? Температура воздуха – убийственно никакая, как многие и многие ночи подряд. За спиной открылась дверь – высунулся Денни.

– Я хочу посмотреть, где живет Ланья, – сказал Шкет, оборачиваясь. – Покажешь дорогу?

– Я… я не могу, – ответил Денни. – Она киснет. И хочет поговорить… со мной.

– Ну и катись, хуесос. – Шкет зашагал прочь. – До скорого. – (Он ни капельки не рассердился.) Это неплохо. Однако на полпути к повороту он вспомнил, что без Денни нового дома Ланьи не найти. (И тут да.)

Можно заскочить в бар. Но если у нее теперь дом, каковы шансы, что она сегодня у Тедди?

Он оглянулся, хотел было заорать, чтоб Денни шел сюда сию, блядь, секунду.

Дверь закрыта.

А я по-прежнему не знаю, как ее зовут!

Он вдохнул сквозь зубы. Может, Ланья найдется в баре.

На углу, на холме: удивительно, сколько фонарей – где-то каждый пятый – горят в этом районе. Света того, что горел на другой стороне наискосок, хватало разглядеть обугленные стены большого дома. (Запах гари стал острее, и Шкет остановился.) Колонны сгорели напрочь, и балкон с львиными перилами висел криво. И все равно Шкет смотрел добрую минуту, пока не уверился, что знает этот дом. Лишь окрестные дома подтвердили его гипотезу.

Четыре, пять, шесть часов назад они визжали, и смеялись, и вопили внутри?

В нейтральном воздухе весь похолодев до мурашек, он поспешил прочь.

– …точно видели?

– О да.