Я сказала Гонзалесу, что искренне восхищаюсь им за то, что он не боится риска, — это явный признак того, что он верит в свою программу. Майкл Лернер недавно говорил мне, что в этом буме вокруг Гонзалеса, который в последнее время охватил страну, что-то есть, поскольку и Патрик Макгрейди, и Майкл Шактер в Нью-Йорке рекомендуют обращаться к нему. Майкл добавил, что ему не приходилось слышать ничего плохого о Гонзалесе, и хотя сам Келли выглядит как что-то среднее между шарлатаном и хилером, он знает немало людей из маленьких городов в Канаде, которым помогла программа Келли.

Я по-прежнему чувствую усталость из-за энзимов. С нетерпением жду перерывов в лечении, которые делаются дважды в месяц (десять дней лечения, а потом — пять дней, когда я не принимаю ни энзимы, ни витамины и даю отдохнуть своему организму). На пятый день чувствую себя превосходно!

Хотя в ОПРБ есть две женщины, которым помогла длительная — что-то вроде двенадцатимесячной и двадцатичетырехмесячной — химиотерапия, они обе обладают конституцией покрепче, чем моя. У меня такое чувство, что для меня этот вариант не годится. Мне просто не нравится перспектива слабеть месяц за месяцем — даже если я буду чувствовать себя относительно неплохо, это будут сильные удары по организму, и с каждым ударом он будет все более истощен. Помню, насколько тяжелее проходил шестой цикл химиотерапии по сравнению с первым. Я очень довольна, что есть другая методика лечения, которая может сработать и в которую я верю. Впрочем, я всегда напоминаю себе, что убедительной статистики на этот счет нет, что лечение может и не помочь, несмотря на уверенность Гонзалеса (доктор Шейеф тоже говорил очень уверенно), и что опасность как раз в том, что я начинаю желать положительного результата и рассчитывать на него. В общем, что будет — то будет.

Похоже, скоро мне придется дышать через кислородную подушку, чтобы помочь легким. Чуть позже напишу об этом подробнее.

Тем временем перейду к более тривиальным вещам: мои волосы отрастают, но очень-очень медленно. Сочетание радиации и химиотерапии сильно замедлило процесс. Все бы ничего, если бы не этот большой участок у меня на макушке, где волосы растут совсем скверно. Это участок, где пересекались зоны облучения с двух сторон, так что кожа там в результате получила в два раза большую дозу, чем остальные участки головы. Ближе к концу лечения они могли это скорректировать, но к тому времени, когда я вспомнила, что надо попросить об этом, было уже поздно: оставалась всего одна процедура. Я не понимаю, почему такая корректировка не является стандартной процедурой, ведь люди, которым облучают мозг, и без того должны пройти через многое, чтобы еще иметь дело с огромной лысиной. У меня достаточно волос, чтобы выходить без платка или шляпы, но мне не нравится этот участок, где волос меньше, так что обычно я надеваю бейсболку, чтобы закрыть его. Если я буду жить и эта проблема не исчезнет, я всерьез подумаю сделать то, что уже сделали два моих приятеля [трансплантацию волос]!

Я продолжаю разговаривать по телефону с людьми, у которых рак, — это удовольствие, смешанное с болью: мне нравится, что я даю им возможность выговориться, нравится делиться наблюдениями над собой, которые кажутся мне пригодными и для них, но у меня разрывается сердце, когда я выслушиваю их истории — матери-одиночки, ушедшие из дому мужья; десять здоровых лет — а потом рецидив; счастливые жизни, плененные и исковерканные (хотя иногда усугубленные) этим недугом. В последнее время многие звонят, чтобы спросить моего мнения о Янкер-Клиник. Мне трудно отвечать на эти вопросы, потому что я безмерно уважаю доктора Шейефа, и хотя про лечение энзимами я пока не могу сказать ничего определенного, но программа доктора Шейефа все-таки очень токсична — это все-таки химиотерапия, и она далеко не всегда завершается исцелением. Кроме того, хотя результаты лечения не оправдали наших надежд, Шейеф не смог провести со мной свой обычных курс лечения из-за моей простуды. Еще надо учитывать затраты, стресс и время, с которыми связано долгое пребывание в Германии, — и если начнутся какие-нибудь сложности, хорошо бы, чтобы рядом оказался такой энергичный человек, как Кен. Принимая все это во внимание, я не могу ревностно советовать этот путь. Доктор Гонзалес говорит, что они работают прекрасно, но он рекомендует такие радикальные методы только тем, кому осталось жить три-четыре месяца, для того чтобы выиграть время для другого лечения (желательно — его собственного!).

В Аспене мне делали потрясающий массаж, но что мне особенно нравилось — так это молитва, с которой Джанет начинала каждый раз (она бывшая монахиня). Это была короткая целительная бахаистская[141]молитва.

Имя моего исцеления — Господь мой,

Память о Тебе — мое лекарство,

Близость к Тебе — моя надежда,

Любовь к Тебе — моя подруга.

Твое милосердие — мое исцеление и моя поддержка

И в этом мире, и в том, который грядет.

Твое искусство есть поистине вся щедрость,

Все знание,

Вся мудрость.

«Смирись пред Господом» — по-прежнему моя мантра. Рамана Махарши говорит: «Смиряйся перед Ним и принимай Его волю, появляется Он или исчезает. Жди Его воли. Если ты хочешь, чтобы Он делал то, чего хочешь ты, то ты не смиряешься, а приказываешь. Нельзя просить, чтобы Он слушался тебя, и при этом считать, что ты смиряешься… Пусть все будет в Его воле…» Чем пристальней я проверяю свою способность к такому смирению — а я привыкла считать, что она у меня развита слабовато, — тем больше я понимаю, что оно приводит меня к тому же, к чему приводит спокойствие, приятие вещей как они есть, без попыток управлять или изменить их. Вот так опять буддизм[142]помог преодолеть мое отторжение христианской терминологии и осознать общие истины и учения.

Мне очень нравится в учении Раманы Махарши этот акцент на «всегда-уже». Мы уже просветлены и всегда были просветлены; мы уже составляем одно целое с Самостью и космосом — и всегда так было. Он говорит следующее:

«Люди не могут понять простой и неприкрашенной истины — истины своего каждодневного, нынешнего и вечного сознания. Эта истина — «Я». Есть ли хоть кто-то, кто не осознает «Я»? Но при этом они даже слышать об этом не хотят, они жаждут узнать о том, что находится вовне, — о рае, об аде и о реинкарнации. Они любят тайны и не любят очевидных истин, поэтому религии потакают им — только для того чтобы в конце сделать круг и вернуть их к «Я». Сколько бы ты ни блуждал, в конце концов ты неизбежно вернешься к «Я» — так почему бы не обрести себя в «Я» здесь и сейчас?

Благодать присутствует всегда. Благодать — это и есть «Я». Благодать не нуждается в том, чтобы ее искали. Единственное, что нужно, — это осознать ее существование…