— Да-да, мне очень жаль, — быстро сказал мистер Хадсон, словно уже знал о подробностях убийства, да он и в самом деле знал. — Да, это трагедия. Но жизнь продолжается, и мы не должны вести себя так, словно на нас обрушились стены.

Конечно, конечно. Он прав. Мередит просит прощения за то, что нанесла ущерб фирме «Гербер энд Хадсон», но она непременно исправится. Если мистер Хадсон хочет, чтобы она осталась после работы и наверстала упущенное время, то она сделает это, хотя дома у нее пятилетняя дочь и…

— В этом нет необходимости. — Мистер Хадсон чистил ногти ножом для открывания писем и делал это так усердно, что Мередит сделалось дурно. — Я хочу увидеть завтра за рабочим столом прежнюю Мередит.

Мередит поклялась, что так и будет, и поблагодарила мистера Хадсона за доверие.

Начальник отпустил ее, и Мередит вернулась на свое место. Рабочий день подошел к концу, и она могла бы идти домой. Но покидать офис сразу после выговора мистера Хадсона показалось ей неприличным. Мередит знала, что должна задержаться по меньшей мере на час. Ей следовало так поступить.

Именно этого ждал от нее Рэндал Хадсон.

Перед ней на столе лежала стопка телефонных сообщений, Мередит стала перебирать их в надежде найти подсказку. В сообщениях, конечно же, были имена и вопросы, и Мередит знала, что в этом надо бы разобраться, поскольку они имели отношение к дизайну, но у нее не лежала душа к этому занятию, она не могла сосредоточиться на работе. Перед ней стояли более важные вопросы, нежели цветовая гамма, которую она должна порекомендовать для рекламы местного книжного магазина, пожелавшего привлечь новых читателей.

Мередит отложила телефонные сообщения в сторону и принялась наводить порядок на столе. Приняв деловой вид, она отвечала на прощания коллег, уходивших с работы, однако мысли ее напоминали птичью стаю, кружащую над добычей: они взлетали и снова снижались. Только птицы эти кружили не над потенциальной едой, а над Джиной Диккенс, но при этом обнаруживали, что не могут приземлиться так, чтобы встать надежно и безопасно.

Ну а разве могло быть иначе? Каждый раз, когда дело касалось Джины, Мередит оказывалась обманутой.

Она припомнила все свои встречи с Джиной и поняла, что каждый раз вела себя как дура. Джина читала ее мысли так же легко, как Мередит — мысли дочери. У Мередит было не больше здравого смысла и хитрости, чем у пятилетнего ребенка, и Джине хватило десяти минут, чтобы разобраться в этом.

Джина поняла это в первый же день, когда Мередит испекла свой дурацкий торт и привезла его в дом Джемаймы. Джина сказала, что ничего не знает о Джемайме, и Мередит ей поверила. Она выслушала россказни Джины о программе для молодых девушек, попавших в трудную ситуацию, и опять поверила, поверила, что в тот самый день, когда умерла Джемайма, в Лондон ездил Гордон, а не сама Джина, что было бы куда вероятнее. Мередит поверила в то, что Гордон, а не сама Джина оставил синяки на ее теле. Все, что говорила Джина об отношениях между старшим суперинтендантом Уайтингом и Гордоном… Да если бы Джина сказала ей, что эти двое — сиамские близнецы с Марса, то Мередит и в это бы поверила!

Похоже, у нее оставался один выход. Мередит позвонила матери и сказала, что немного задержится, потому что ей нужно кое-куда заехать. Остановка эта по пути домой, так что пусть мама не беспокоится и поцелует за нее Кэмми.

Мередит села в машину и отправилась в Линдхерст, включив успокаивающую запись, чтобы та сопровождала ее на трассе А-31. Она повторяла певучие мантры, вселяющие в нее уверенность в ее человеческой ценности и в возможности перемен.

Час пик замедлил ее продвижение по Борнмутской дороге, ведущей к Линдхерсту. Светофоры на главной улице тоже не помогли, но Мередит обнаружила, что повторение мантр позволяет ей сосредоточиться, так что, когда она наконец подъехала к полицейскому отделению, нервы ее успокоились и она позволила себе надеяться, что ее требование незамедлительных действий будет услышано.

Мередит боялась, что ее выгонят. Она предполагала, что констебль в приемной узнает ее, закатит глаза и скажет, что со старшим суперинтендантом она в данный момент встретиться не может. Здесь, в конце концов, не забегаловка. У Закари Уайтинга есть дела поважнее, не станет же он встречаться с каждой истеричкой, которая к нему притащится.

Однако этого не случилось. Констебль попросил ее присесть и удалился минуты на три, не больше, а вернувшись, предложил Мередит последовать на ним, потому что, хотя старший суперинтендант Уайтинг и собрался уходить, но, услышав имя Мередит, вспомнил о ее прежнем визите — выходит, тогда она все-таки назвала свое имя — и просит ее в свой кабинет.

Мередит рассказала Уайтингу все. И даже поведала кое-что о Джине Диккенс. Самое главное она приберегла напоследок: то, что она узнала о Джине от нанятого в Рингвуде частного агента.

Уайтинг все время что-то записывал. Под конец он спросил, не та ли это Джина Диккенс, которая приходила вместе с Мередит в полицейское отделение Линдхерста с уликой, доказывающей, что Гордон Джосси был в Лондоне в тот самый день, когда убили его бывшую любовницу.

Мередит подтвердила. И поняла, как на все это посмотрел старший суперинтендант Уайтинг. Должно быть, он принял ее за чокнутую. Но у Мередит были причины копаться в прошлом Джины, потому что все, что рассказала ей Джина, с самого начала вызывало подозрения, и разве не важно, что теперь они знают, насколько лжива эта женщина? Джина даже солгала о нем и о Гордоне Джосси. Она сказала, что он — сам Уайтинг! — несколько раз приезжал к Гордону.

Вот как? Уайтинг нахмурился. Он заверил Мередит, что разберется, он лично займется этим делом. Уайтинг сказал, что не все так просто, надо будет копнуть поглубже, а поскольку доступ к расследованию у него намного шире, чем у частного агента, то Мередит может на него положиться.

— Но с ней вы что-нибудь сделаете? — спросила Мередит и даже заломила руки.

Уайтинг поспешил ее успокоить. Теперь ей не о чем волноваться. Уайтинг понимает, что ситуация назрела, поскольку к этому примешано убийство.

Мередит ушла. Она испытывала если не спокойствие, то некоторое облегчение. Мередит правильно поступила, указав на подозрительную Джину Диккенс. Теперь она чувствовала себя уже не такой глупой, соблазненной — другого слова и не подберешь — лживыми россказнями Джины.

Возле дома ее родителей в Кэднаме стоял незнакомый автомобиль. Мередит насторожилась. На миг она подумала о возможности, которую постоянно держала в уме и ненавидела себя за это: что это насчет Кэмми, что приехал отец ее дочери. Такого никогда не бывало, но Мередит еще не научилась управлять своим мозгом, и он реагировал на малейшую провокацию.

В доме она с удивлением увидела своего частного агента из Рингвуда. Женщина сидела за кухонным столом с чашкой чая и тарелкой печенья «Инжир Ньютона».[77]На коленях у нее пристроилась Кэмми, и Мишель Догерти ей читала. Это была не детская книжка, потому что Кэмми ничуть не интересовалась историями о слонах, мальчиках, девочках, щенках и кроликах. Агент читала дочери Мередит биографию Пласидо Доминго, книгу, на покупке которой настояла Кэмми, когда увидела ее в магазине в Рингвуде и узнала на обложке одного из своих любимых теноров.