Впрочем, как раз Николай Адрианович, его сестра и их мать никуда из города не уезжали, но в один голос напоминали Котарбинскому о его давнем обещании, «когда все это кончится, забыться в длительном блаженном безделье». «Вам нужно отдохнуть! Сменить обстановку! Посмотрите на остальных — они ведь не зря все уезжают!» — твердили друзья. Вильгельм Александрович и сам понимал, что пора бы сделать перерыв в работе, и честно порывался уехать в свое имение, но вихрь текущих дел не отпускал, а все кружил и кружил его, с удивительной силой вновь приковывая к Киеву.

Город ни за что не хотел расставаться с нашим героем. Для доказательства этого факта, пожалуй, стоит подробнее остановиться на том, чем занимался Вильгельм Александрович помимо Владимирского собора.

Надо заметить, что и Вильгельм Александрович, и все его друзья совершенно не разделяли отдых и работу. Любовь к своему делу приводила к тому, что все свободное время тратилось на то же — то есть снова на работу. В 1890 году, на очередном ужине у Праховых, Виктор Михайлович Васнецов посетовал на то, что художников в его команде становится все больше, и, как следствие, становится все сложнее оценить каждого по достоинству, отследить, кому и что удается лучше, кому и что стоит поручать… Чтобы почувствовать стиль каждого нового коллеги в идеале, стоило бы постоянно проводить выставки из не связанных с работой во Владимирском картин. «А, собственно, обязательно ли это должны быть работы художников, которые работают с нами в соборе? Может, среди совсем не знакомых нам людей тоже найдутся те, кто окажется полезен», — подхватили остальные. Так родилась идея о создании «Южного союза художников», к деятельности которого, начиная с 1890 года, Вильгельм Александрович имел самое непосредственное отношение. Ежегодные выставки союза были большим событием в жизни Киева, но Котарбинскому, помимо строго академических мероприятий, всегда нравились также и более экспрессивные акции. В 1890 году он с группой единомышленников открывает «Общество киевских художников», которое не только постоянно проводит выставки отечественных и зарубежных живописцев, но и устраивает маскарады, театрально-художественные постановки, демонстрирует авангардные пластические этюды, а также организует городские турниры по шахматам и бильярду.

Параллельно с этим Вильгельм Александрович также успевает поучаствовать в росписях некоторых соборов в Украине и Белоруссии. К сожалению, точный список восстановить не удастся — встречаются лишь отрывочные упоминания о том, что «Котарбинский с обоими Сведомскими на время отбыл из города для росписи какого-то нового собора неподалеку от Минска». Но некоторые свидетельства содержат и более подробную информацию. Например, достоверно известно, что храм Александра Невского на территории Рубежовской колонии для несовершеннолетних расписывали Васнецов, Сведомский-младший, Котарбинский и Селезнев. Храм был удивительно красивый, но, к сожалению, в 1934 году его закрыли, а потом и разрушили.

В газетной хронике тех лет встречаются и другие упоминания о Вильгельме Александровиче. В 1897 году Котарбинский вошел в состав Киевского Общества древностей и искусств, которое было со временем соединено с Обществом поощрений искусств, основанным в 1893 году. Вместе с Праховым и самостоятельно художник находил время совершать краткосрочные, но плодотворные «вылазки в глубинку», чтобы изучать народное творчество и самобытность украинской, белорусской и русской культуры.

А вот и еще одно амплуа: «16 мая 1914 г. В. Котарбинский вместе с В. Галимским, И. Ижакевичем, И. Селезневым и П. Холодным были приглашены в качестве экспертов, чтобы вынести окончательный вердикт по проекту памятника Т. Шевченко итальянского мастера Антонио Шиортино», — пишет в своем удивительно полном и ценном исследовании о Вильгельме Александровиче Марина Дробатюк. И еще оттуда же: «Во время Первой мировой войны Вильгельм Александрович издавал свои рисунки в листовках с изображениями пропагандистского характера, которые призывали к оказанию помощи семьям солдат. А его произведение “Киев — Польше” был агитационным плакатом в дни оккупации Польши, который призвал к пожертвованиям польскому населению».

Как видно, Вильгельм Александрович принимал самое активное участие в художественной жизни города и страны. Что касается дел «сугубо коммерческих», то тут тоже ни на миг не было простоя.

«После окончания росписей в соборе Вильгельм Александрович не переставал работать в жанре монументальной живописи и в большом количестве принимал заказы от киевских “нуворишей” на оформление их жилищ. Например, Котарбинского пригласили расписать особняки, в которых сейчас находятся Национальный музей имени Т. Г. Шевченко (бульвар Т. Шевченко, 12) и Музей искусств имени Богдана и Варвары Ханенко (ул. Терещенковская, 15–17). Для первого Вильгельм Александрович выполнил четыре больших панно на былинные темы (найти их можно над лестницей) и несколько меньшую картинку “Амур и Психея”, расположенную в зале. Для второго здания Котарбинский написал 13 панно, среди которых особо знамениты расположенные в гостиной аллегорические изображения четырех цивилизаций Древнего мира — Индии, Египта, Греции и Рима. Известно также, что в 1895 году Вильгельм Александрович получил приглашение расписать имение одного из московских миллионеров (есть предположение, что знаменитая “Скифия” на потолке в одной из московских квартир Морозовых выполнена именно тогда и именно Котарбинским). Для другого московского клиента (к сожалению, имя его осталось тайной) Вильгельм Александрович в своей мастерской выполнил потолочное панно в стиле рококо и в 1896 г. привез его на место назначения. Также известны небольшие панно, изображающие цветы и бабочек и розы с лилиями на фоне пейзажа. Они хранятся в частной коллекции и известны широкому зрителю по некоторым современным выставкам».

Большую известность получил эпизод с Павлом Михайловичем Третьяковым. Обращаемся к свидетельству все того же Николая Прахова: «Павел Михайлович Третьяков облюбовал для своей галереи “Лепту вдовицы”. Покупка не состоялась только потому, что Третьяков требовал, чтобы художник заменил свою обычную подпись латинским шрифтом на русскую. Котарбинский наотрез отказался.

— Я всегда так подписываюсь и ради денег переделывать свою подпись не стану. Вы покупаете картину, а не мой автограф!»

Наличие своей работы в Третьяковской галерее считалось в то время (да и сейчас тоже) блестящим достижением, сулило солидную прибыль и было мечтой всякого художника, но Котарбинский наотрез отказался менять подпись. Павел Михайлович махнул рукой на несговорчивого поляка, а вот супруга Третьякова не сдалась. Она очень сожалела о несостоявшейся покупке и приобрела лично для себя эскиз той же картины. После смерти Веры Николаевны Третьяковой, по завещанию, эскиз таки попал в Третьяковскую галерею.

Общественная жизнь, работы для клиентов, копирование и продажа созданных еще во времена римской молодости картин… Казалось бы, список и так полон, а график загружен до предела… Но о самом важном-то мы еще и не поговорили. Речь, конечно, идет о потрясающих сепиях Вильгельма Александровича Котарбинского. По определению из словаря, «сепия» — это специальный сорт серо-коричневной краски или же рисунок, выполненный этой краской. Для сепий Котарбинского впору вводить особое значение этого слова. Вот только некоторые попытки расшифровки: