Пятнадцать сотен воинов пустыни собрались близ южной окраины разрушенного города: белые лошади, похожие на призраков в облаках янтарной пыли, матовый блеск кольчуг и чешуйчатых хауберков под золотистыми телабами. Пять сотен сменных лошадей сопровождали всадников.

Корболо Дом стоял рядом с Ша’ик и Гебориком на обветренном возвышении, что когда-то служило основанием храма или какого-то общественного здания, откуда открывался ясный вид на собравшихся воинов.

Напанский изменник бесстрастно смотрел, как Леоман Кистень подъезжает, чтобы в последний раз переговорить с Избранной. Сам он не намеревался давать никаких лицемерных напутствий, поскольку предпочёл бы, чтобы Леоман вообще не вернулся. А если бы и вернулся, то уж никак не победителем. И хотя покрытое шрамами лицо напанца не выражало ничего, он хорошо знал, что Леоман не тешит себя иллюзиями насчёт чувств, которые Корболо к нему испытывает.

Они были союзниками лишь постольку, поскольку оба служили Ша’ик. Но даже здесь всё было отнюдь не так просто, как могло показаться. Напанец не верил также, что Избранная обманывалась насчёт неприязни и вражды, существовавшей между её полководцами. Её неведение касалось исключительно тех планов, что медленно, постепенно приближали её собственную гибель. В этом Корболо был уверен.

Иначе она начала бы действовать намного раньше.

Леоман осадил коня перед платформой.

— Избранная! Мы выступаем сейчас в поход, и когда вернёмся, принесём тебе известия о малазанской армии. О её расположении. О скорости продвижения…

— Но не об их боевой сноровке, — строго перебила Ша’ик. — Никаких боёв, Леоман. Первая кровь её армии прольётся здесь. От моей руки.

Плотно сжав губы, Леоман кивнул, затем произнёс:

— Племена всё равно будут нападать на них, Избранная. Скорее всего, сразу же в лиге от стен Арэна. Так что кровь уже прольётся, как бы ты ни…

— Я не думаю, что такие мелкие стычки что-то изменят, — ответила Ша’ик. — Эти племена присылают сюда своих воинов — те прибывают ежедневно. Твои силы будут наибольшими, с которыми она может столкнуться, — и мне бы не хотелось этого. Не оспаривай мой приказ снова, Леоман, иначе я запрещу тебе покидать Рараку.

— Как повелишь, Избранная, — процедил Леоман. Взгляд его ярко-голубых глаз остановился на Геборике. — Если тебе что-либо понадобится, старик, разыщи Матока.

Брови Корболо взлетели вверх.

— Ты говоришь странные вещи, — заметила Ша’ик. — Всё-таки Призрачные Руки находится под моей защитой.

— Речь лишь о мелких надобностях, — сказал Леоман, — которые могут тебя отвлечь, Избранная. Тебе нужно готовить своё войско…

— Эту задачу, — вмешался Корболо, — Избранная доверила мне, Леоман.

Воин пустыни только улыбнулся. Затем подобрал поводья.

— Да хранит тебя Вихрь, Избранная.

— И тебя, Леоман.

Вождь поскакал обратно к ожидавшим его всадникам.

Да станут твои кости белыми и легкими как перья, Леоман Кистень.

Корболо повернулся к Ша’ик:

— Он нарушит твой приказ, Избранная.

— Конечно, нарушит.

Напанец моргнул, затем глаза его сузились:

— В таком случае открывать ему стену песка было бы безумием.

Ша’ик обернула, пронзила напанца испытующим взглядом:

— Так, значит, ты боишься армии адъюнкта? Не ты ли снова и снова твердил, насколько превосходными сделал наши силы? По выучке, по свирепости? Не с Войском Однорукого тебе предстоит встретиться, а с толпой трясущихся новобранцев. И даже если они знают, как выстоять в мелких стычках, каковы их шансы против твоих «Живодёров»? Что касается самого адъюнкта… оставь это мне. Таким образом, что бы Леоман и его пятнадцать сотен волков ни сделали, это на самом деле не имеет значения. Или ты теперь пересмотрел свои взгляды, Корболо Дом?

— Конечно же нет, Избранная. Но волкам вроде Леомана место — на привязи.

— На привязи?! Ты, наверное, хотел сказать «на том свете». И не «волкам», а «бешеным псам». Что ж, тот свет его пока не дождётся, и если Леоман и впрямь бешеный пёс, то не лучше ли послать его против адъюнкта?

— В этом ты мудрее меня, Избранная.

Призрачные Руки фыркнул при этих словах, и даже Ша’ик улыбнулась. Кровь внезапно прилила к лицу Корболо.

— Фебрил ждёт в твоём шатре, — сказала Ша’ик. — И уже злится на твоё опоздание, Корболо Дом. У тебя нет нужды больше здесь задерживаться.

Из огня да в полымя. У него отнялся голос, и когда Избранная отпустила напанца взмахом руки, он чуть не отшатнулся. Спустя мгновение Корболо вновь взял себя в руки:

— В таком случае, мне лучше выяснить, чего хочет Фебрил.

— Несомненно, он считает это важным, — пробормотала Ша’ик. — Думаю, таков распространённый недостаток стареющих мужчин — уязвимое чувство собственной важности. Советую тебе успокоить его, Корболо Дом, и тем самым умерить стук его взволнованного сердца.

— Дельный совет, Избранная, — отдав честь, Корболо шагнул к лестнице, ведущей вниз с платформы.

Когда шаги напанца за спиной стихли, Геборик вздохнул:

— Несчастный ублюдок вконец ошеломлён. Ты что, хочешь вызвать у них панику и тем заставить действовать? Теперь, когда ушёл Леоман? И Тоблакай? Кому из оставшихся можно доверять, девочка?

— Доверять? Думаешь, я доверяю хоть кому-то, кроме себя самой, Геборик? О, возможно, Ша’ик Старшая питала доверие… к Леоману и Тоблакаю. Но когда они глядят на меня, они видят самозванку, — я чувствую это очень ясно, так что не пытайся убедить меня в обратном.

— А как же я? — спросил Геборик.

— А, Призрачные Руки, вот мы и добрались до сути, верно? Хорошо, я скажу прямо. Не уходи. Не покидай меня, Геборик. Только не теперь. То, что преследует тебя, может подождать до завершения предстоящей битвы. Когда она закончится, я распространю власть Вихрь до самого берега Отатаралового острова. Через этот Путь твоё путешествие пройдёт практически без усилий. В противном случае, несговорчивый старик, я боюсь, что ты не переживёшь это долгое, очень долгое странствие.

Геборик вгляделся в неё, хотя вопреки всем усилиям фигура в белой телабе не перестала быть размытым пятном для его глаз.

— Есть ли хоть что-то, чего ты не знаешь, девочка?

— Увы, подозреваю, что очень многого. К примеру, Л’орик. Вот настоящая тайна. Он, похоже, способен отразить даже Старшую магию Вихрь, ускользает от всех моих усилий распознать его душу. Но при этом, думаю, он многое открыл тебе.

— Это не моя тайна, Избранная. Извини. Л’орик тебе не враг — это всё, что я могу сказать.

— Что ж, это значит для меня больше, чем ты, возможно, догадываешься. Л’орик мне не враг. Значит ли это, что он мой союзник?