– Да что вы заладили, ей-богу, с Франсин на пару!

– Я чувствую себя виноватой – буду попивать горячий шоколад в тот самый момент, когда ты спустишься на дно оврага и пойдешь по мосту.

– И выпей чашечку за меня. Спокойной ночи.

Лавиния Неббс зашагала в одиночку по улице в тишине летней ночи. Она видела дома с темными окнами и слышала собачий лай вдалеке. Через пять минут, подумала она, я буду в безопасности, у себя дома. Через пять минут я буду звонить крошке Франсин. Я…

Она услышала мужской голос.

Далеко, среди деревьев, пел мужчина.

– Подари мне июньскую ночь, лунный свет и себя…

Она прибавила шагу.

Голос распевал:

– В моих объятиях… с твоими чарами…

По улице при тусклой луне медленно шагал человек и непринужденно напевал.

«Я могу добежать и постучаться в какую-нибудь дверь, – подумала Лавиния, – если придется».

– Подари мне июньскую ночь, – пел человек с длинной дубинкой в руках. – Лунный свет и ты. Кого я вижу! Ну и времечко вы выбрали для прогулок, мисс Неббс!

– Полисмен Кеннеди!

Именно он это и был, конечно.

– Лучше я провожу вас до дому!

– Спасибо, я справлюсь.

– Но ведь вы живете по ту сторону оврага…

«Да, – подумала она, – но я не пойду через овраг ни с одним мужчиной, даже с полицейским. Откуда мне знать, кто он, этот Неприкаянный?»

– Нет, – сказала она. – Я тороплюсь.

– Буду ждать здесь, – сказал он. – Понадобится помощь – кричите что есть мочи. Голоса здесь хорошо слышны. Я прибегу.

– Благодарю.

Она пошла дальше, оставив его под светом фонаря одного, напевать себе что-то под нос.

«Я иду», – подумала она.

Овраг.

Она стояла на краю ста тринадцати ступенек, которые спускались по крутому откосу, затем пересекали мост в семьдесят ярдов, потом выводили вверх по склону на Парк-стрит. И все это при свете одного-единственного фонаря. «Через три минуты, – думала она, – я буду вставлять ключ в замок своего дома. За эти сто восемьдесят секунд ничего не может случиться».

Она начала спускаться в глубокий овраг по нескончаемым темно-зеленым ступенькам.

– Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять ступенек, – считала она шепотом.

Ей казалось, будто она бежит, но она не бежала.

– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать ступенек, – выдохнула она.

– Одна пятая пути! – сообщила она себе.

Овраг глубок и черен, черен, черен! Внешний мир канул за ее спиной: мир людей в безопасности, в постелях, за запертыми дверями; город, кафе, кинотеатр, свет – все исчезло. Только овраг, черный и огромный, существовал и жил вокруг нее.

– Ничего же не случилось? Поблизости никого? Двадцать четыре, двадцать пять ступенек. Помнишь старый рассказ про привидения, который мы рассказывали друг другу в детстве?

Она прислушалась к звуку своих шагов на лестнице.

– Рассказ про черного человека, который приходит в твой дом, а ты наверху в постели. Вот он на первой ступеньке по пути в твою комнату. Вот уже на второй. Уже на третьей, на четвертой, на пятой! О, как же мы хохотали и визжали, когда рассказывали эту историю! А теперь страшный черный человек на двенадцатой ступеньке, он отворяет дверь в твою спальню, стоит над твоей кроватью. «ПОПАЛАСЬ!»

Она исторгла истошный вопль. Ничего похожего на этот вопль она не слыхивала. Она никогда так громко не кричала в своей жизни. Она остановилась, замерла, вцепилась в деревянные перила. Сердце у нее внутри взорвалось. Испуганное биение наполнило вселенную.

– Вон там! – кричала она сама себе. – На нижней площадке. Человек под фонарем! Нет, теперь он исчез. Он там дожидался!

Она прислушалась.

Тишина.

На мосту пусто.

«Ничегошеньки, – подумала она, держась за сердце. – Ничегошеньки. Вот дура! Рассказала сама себе историю. Какая глупость. Как мне быть?»

Сердцебиение улеглось.

Позвать полисмена… услышал ли он мой крик?

Она прислушалась. Ничего. Ничего.

Пройду остаток пути. Что за дурацкий рассказ.

Она принялась опять считать ступеньки.

– Тридцать пять, тридцать шесть, осторожно, не оступись. Ах, какая же я идиотка. Тридцать семь. Тридцать восемь, девять. Сорок. И еще две. Сорок две. Полпути почти пройдено.

Она опять замерла.

«Постой-ка», – сказала она себе.

Она сделала шаг. Послышалось эхо.

Сделала еще шаг.

Опять эхо. Еще шаг, спустя долю секунды.

– Кто-то за мной идет, – прошептала она оврагу, черным сверчкам, темно-зеленым попрятавшимся лягушкам, черному ручью. – Кто-то спускается по ступенькам следом за мной. Я не смею обернуться.

Еще шаг. Еще эхо.

– Стоит мне сделать шаг, как и они делают шаг.

Один шаг и одно эхо.

Жалобным голоском она спросила у оврага:

– Полицейский Кеннеди, это вы?

Сверчки замолчали.

Сверчки слушали. Ночь прислушивалась к ней. Ради разнообразия все далекие луга и близкие деревья в летней ночи прекратили двигаться. Лист, куст, звезда, трава на лужайке прекратили трепыхаться и прислушивались к сердечку Лавинии Неббс. И может, за тысячу миль, в краю, где нет ничего, кроме локомотивов, на пустынном полустанке, одинокий странник, читающий темную газету при свете единственной лампочки, поднимет голову, прислушается и подумает: «Что это было?» – И решит: «Всего лишь сурок стучит лапкой по полому стволу». А это на самом деле Лавиния Неббс, стук сердца Лавинии Неббс.

Тишина. Тишина летней ночи, разлитая на тысячу миль, как белесое призрачное море.

Скорее, скорее! Она спускалась по ступенькам.

Бегом!

Она услышала музыку. Безумную, сумасбродную. Услышала, как ее ударил мощный вал музыки. В страхе и смятении она побежала и на бегу осознала, что некий закоулок ее разума сгущает краски, заимствуя их из партитуры к чьей-то бурной личной драме, и музыка подталкивает и подгоняет ее, на высоких, пронзительных тонах, быстрее и быстрее, подхлестывая и торопя, все вниз и вниз, в провал оврага.

– Еще немного, – молилась она. – Сто восемь, девять, сто десять ступеней! Дно! Теперь бегом по мосту!

В этот миг белого ужаса она повелевала своим ногам, рукам, туловищу и страху, распоряжалась всем своим естеством. Она мчалась над ревущими водами реки, по гулким, бухающим, зыбким, как живым, шатким доскам моста, преследуемая грохочущими шажищами у нее за спиной, за спиной! Нагоняемая музыкой, клокочущей и пронзительной.

Он гонится за мной. Не оглядываться, не смотреть! Если ты его увидишь, то остолбенеешь от страха. Беги, только беги!

Она пробежала по мосту.

О боже, боже! Прошу, умоляю, дай мне взбежать на холм. Теперь вверх по тропе, между холмами, о, боже, как же все темно и далеко. Что толку кричать. Все равно я не могу кричать. Вершина тропы. Улица. О боже, защити. Если я живой доберусь до дому, то ни за что больше не