— Мистефан — символ друугов, Дар Сала-ат. Пусть враги знают, что мы готовы к битве, — с вызовом сказала Перрнодт.

Тигпен следила, чтобы не появились соромианты, а дзуоко объясняла Риане, как плести косу. Когда мистефан был готов, Перрнодт встала и показала на север.

— Нужно спешить, — сказала она, — всего в трехстах метрах отсюда пустыня кончается. Там и находится точка пересечения ручьев, откуда мы сможем переместиться в За Хара-ат.

Курган наблюдал, как старая тускугггун сидит за прялкой. Все в ее облике дышало усердием, и она без устали скручивала тонкую нить из груды вонючих лоскутьев. Кроме прялки, для нее ничего не существовало.

Лачуга находилась на самом высоком холме Аксис Тэра. Всего в трехстах метрах высились гофрированные арабески Храма Мнемоники. На стенах из кундалианского камня выросли полотна гэргоновских нейронных сетей, которые полоскались на зимнем ветру и придавали фасаду совершенно иной вид, чем когда-то задумал кундалианский архитектор.

— Что она делает? — тихо спросил Куриона регент.

— Не знаем и не понимаем, зачем ей это.

Огромная собака оглядывала правителя и капитана с недоверием. Из жуткой пасти торчали кривые желтые клыки.

— Она наверняка ненормальная, — продолжал Курион. — Кто еще стал бы жить так близко к гэргону?

Курган пригляделся к окружающему пейзажу. По пустынной улице бродили зверьки с лихорадочно блестящими глазами и впалыми грудными клетками. Они жались к старым кундалианским домам, разграбленным в начале оккупации. У зверей были сморщенные мордочки, а в глазах — выражение глухого отчаяния. По району вокруг Храма Мнемоники расползалась гнетущая, давящая на виски тишина. Некоторые считали, будто так действует нейронная сеть.

Курион прошел мимо старухи.

— Обдумав то, что ты рассказал нам о гэргоне, мы решили, что поможем найти ответ на интересующие тебя вопросы, — наконец проговорил Курион. — Только как далеко ты готов зайти?

— Чтобы избавиться от Нита Батокссса, я готов пойти на любой риск.

Их тени упали на прялку, но старуха, казалось, ничего не видела. Она тихо напевала что-то заунывное, ее голос, чистое сильное контральто, совершенно не соответствовал возрасту.

Задняя сторона убогой лачуги состояла из двух крошечных комнатушек. Одну старуха использовала под спальню: небольшой тюфяк, пара подушек, одеяло… Даже лампы не было! Похоже, старуха обезумела настолько, что перестала понимать, в каком времени живет. Вторая комната была еще меньше и забита всяким хламом. По углам висела паутина. Дыру в крыше заколотили обернутой шерстью деревяшкой. На полу толстым ковром лежала пыль.

Разинув рот, Курган смотрел, как Курион сдвигает в сторону кучу мусора. Под ничтожной рухлядью скрывался люк, грязные ступеньки вели куда-то вниз. Курион поднял крышку люка и, поманив за собой Кургана, исчез из вида.

Что-то заставило регента поднять голову. Старуха смотрела на него пустым, ничего не выражающим взглядом, прялка вертелась в морщинистых руках.

— Что? — с вызовом спросил Курган. — Что тебе нужно?

Старуха продолжала молча прясть.

Пожав плечами, Курган встал на верхнюю ступеньку лестницы и спустился в подвал. От резкого запаха плесени закружилась голова. Услышав шорох, он обернулся. Курион включил фонарь, свет которого осветил узкий туннель. Сводчатый потолок плавно переходил в стены. Прикоснувшись к ним, Курган понял, что каменные плиты плотно пригнаны одна к другой.

— Туннель приведет нас в центральную часть храма, — сказал Курион.

Курган молча шел следом. Ему было немного страшно, но он скорее бы отправился в Н'Луууру, чем признал это.

— Как же тебя пускают в Храм Мнемоники? — спросил Курган, когда саракконский капитан обрисовал ему план.

— Все дело в окейе, — ответил Курион. — Ниту Батоксссу не хочется возиться с ней самому, вот он и придумал, что мы будем ее приносить прямо в лабораторию. Так что рискуем только мы.

Все гэргоны довольно непредсказуемы, однако именно у Нита Батокссса были тайны, которые Кургану не терпелось узнать. Он вспомнил покровительственное отношение Старого В'орнна, его повышенный интерес к делам Кургана, особенно когда тот стал регентом. Что же в конце концов хотел от него гэргон? Его обещаниям правитель больше не верил — наверняка техномаг все выдумывал. Курган был уверен, что правда скрывается в лаборатории гэргона. Куриону тоже так казалось, поэтому они и решились на эту опасную выходку.

Запахло сыростью, где-то капала вода и скрипела кожа, старая и сухая. В туннель со свистом ворвался поток воздуха и, словно испугавшись, утих.

Они повернули налево, потом направо, прошли метров сто, а потом снова повернули налево. В отличие от большинства кундалианских построек туннель оказался совершенно непримечательным, что почему-то обеспокоило Кургана. Ему показалось, что он добровольно залез в ловушку и идет навстречу смерти. Регент мрачно посмотрел на затылок Куриона. В конце концов, что он знает о саракконе? Одной Н'Луууре известно, что у него на уме. Курган сжал рукоятку кинжала, раздумывая, не заколоть ли ему капитана. Большинство в'орннов славятся подозрительностью, Курган же вообще не доверял никому.

У каждого свои интересы, и едва они сталкиваются, как исчезает всякое доверие. «Не доверяй никому, особенно друзьям», — с детства твердил будущему регенту Старый В'орнн, и Курган отлично усвоил урок.

Веннн Стогггул был настоящим параноиком, сын умело сыграл на его страхах и фактически загнал отца в могилу. Сотни раз Курган себе обещал, что никогда не станет таким, как отец. И все же гены делали свое дело, и правитель постоянно слышал предостерегающий шепот Веннна.

Хотя главное дело в другом: сараккон — такой же авантюрист, как Аннон, и, что ни говори, такой же храбрец. И к тому же он связан саракконским кодексом чести — Курган спас ему жизнь, и Курион поклялся ему в верности.

Капитан резко обернулся, и Курган вытащил кинжал из ножен.

— Регент, ты что, хочешь меня искромсать? — спокойно поинтересовался Курион. — Ты не веришь в дружбу? Я больше не должен поворачиваться к тебе спиной?

Они остановились у огромной двери из черного матового металла, инкрустированного золотым нефритом.

— Ты мне не друг, — глухо проговорил Курган. — У меня был всего один друг. И он погиб.

— Как жаль.

— Его погубило мое коварство.

— Я не боюсь тебя, регент, если ты это имел в виду.

Курган вплотную приблизился к саракконскому капитану.

— Мы многое пережили вместе, случалось всякое. Но если ты решил, что можешь…

— У нас все впереди, регент. Произойдет еще и не такое…

Курган заглянул в бездонные глаза и, будто из глубины, раздался голос Нита Батокссса: «Тебе следует бояться совсем другого».