– Да хоть сейчас, шаровары только вот сниму, – усмехнулся Княжич и тут же пояснил: – Одежонка-то ко дну изрядно тянет.

– А ежели плыть в броне придется? – снова вопросил хорунжий.

– В кольчуге плавать – верная погибель. Не вздумай даже пробовать такое, – предостерег его Иван и аж побледнел, вспомнив о явлении любимой.

«Видать, несчастье, о котором Еленочка предупреждает, на реке произойдет», – подумал он.

– Как к остякам сходил? – поинтересовался атаман, пожимая Ваньке руку.

– Да, как обычно. На словах, конечно, их маленько вразумил, но шибко притеснять не стал, ясак взял прежний.

– Ну и верно сделал. Незачем сибирцев зря злобить, – одобрительно кивнул вожак казачьей вольницы.

– Ступайте, братцы, созывайте казаков готовить струги, а мы покуда с атаманом побеседуем, – приказал он, обращаясь к своим спутникам.

Взойдя по сходне на передний струг, Ермак присел у борта. Иван поднялся вслед за ним и, оголившись, начал выжимать свою одежду.

– Эко тебя, брат, поиспятнали, как ты только жив еще доселе, – изумился предводитель, увидев Княжичевы шрамы.

– Да ничего, пока на силушку не жалуюсь. Голову вот только иногда прихватывает, – весело ответил Ванька.

– Не мудрено. Кому другому только этого хватило бы, чтоб помереть, – сказал Ермак и указал перстом на след Грязновской пули да Максимкину отметину.

– Нечего рубцы мои разглядывать, о деле лучше говори, – заскромничал Княжич.

– Хочу, Иван, совета твоего спросить, как дальше быть, сам знаешь, что не все в порядке в войске нашем.

– А ты чего хотел? Ни церкви, ни попа, ни белотелых русских баб, даже вина хорошего в Искере нету, вот и блажат казаки, всяк по-своему. Тут никакие кары не помогут.

– Значит, осуждаешь меня за тех двоих?

– Нисколечко, будь моя воля, я бы этих выродков не по казачьему закону утопил, а посажал на колья, как у турков принято. Просто говорю, что можно казачков понять, от такой житухи озвереешь.

– Понять любого можно, даже змею, когда она ужалить норовит, – вздохнул Ермак. – Ты посоветуй, что мне делать?

Облачившись в шаровары, Иван уселся рядом с ним. – У нас нынче два пути осталось – иль обратно за Камень уходить, или здесь жизнь человеческую налаживать.

– Это как же уходить, – возмутился покоритель Сибири. – Что ж мы, с позором на Москву вернемся?

– Не с позором, а с богатою добычей, и не на Москву, а на Дон. Гульнем там так, чтоб небу стало жарко. Тогда, глядючи на нас, сюда казаки целыми станицами попрут.

Ермак печально посмотрел на Ваньку, уж очень он напоминал ему Кольцо. Тот непременно предложил бы то же самое.

– Ну а коли здесь остаться хочешь, – продолжал Иван, – тогда к царю посольство надо отправлять, как мы хотели. Да только не одних стрельцов пусть даст, а еще девок незамужних, всяких там умельцев-мастеров, ну и священника, понятно дело.

– Так и сделаем, – кивнул казачий вождь. – Вот только мы с Вагая возвернемся, и ты поедешь на Москву.

– А на Вагай-то за каким вас чертом понесло? Ежель Кучума хочешь взять в полон, так там вам делать нечего. Я тут в походе изловил татарина, он мне сказал, мол, хан на юг откочевал, к степям Ишимским.

– У меня другие вести от князька остяцкого, полагаю, что они верней, чем бредни твоего татарина, – возразил Ермак.

– И что же тот князек тебе поведал? – насторожился Княжич, он уже понял – Карача с Кучумом снова затевают какую-то пакость.

– Что по Вагаю с Бухары купецкий караван пойдет, а хан его перехватить намерен.

– Ну и пущай перехватывает, – махнул рукою Ванька. – Ни свинца, ни пороху, ни соли с хлебом наверняка бухарцы не везут, а от их шелков да сладостей и прочей дребедени нам проку мало.

– Да разве в этом дело. Купцы из Бухары на Русь торговый путь торят, а татарва такой почин великий, для всей державы русской нужный, на корню загубит.

Теперь настал черед Ивана посмотреть на Ермака с печальным изумлением.

«Вот почему его судьба поставила над нами. Вот чем от всех от нас он отличается, хотя бы от меня, к примеру. Ну кто я есть, гулящий воин, который о себе, да о друзьях печется, атаман же за всю Святую Русь радеет и не душою, как все мы, христиане православные, а своим могучим разумом. Жалко будет, ежели столь нужный для державы человек в засаде ханской сгинет. Непременно с ним на этот чертовый Вагай пойду», – подумал Княжич, но вслух довольно равнодушно вопросил:

– А где этот князек? Мне б повидаться с ним.

– Еще вчера уехал.

– Жаль, надо б допросить его с пристрастием.

– На угли, что ли, пятками поставить бедолагу вознамерился? – улыбнулся Ермак.

– Можно так, а можно харею в светильник сунуть, эдак мне привычнее. Ну а коли говорить всерьез, что-то тут не клеится.

– Что не клеится? – насторожился вождь казачий, по достоинству успевший оценить Ванькино чутье.

– Я про этот караван еще зимой от Надьки слышал. Говорила, мол, что муж, купец бухарский, за ней приехать должен и забрать у Карачи.

– Надьку, что ль, в измене заподозрил? – помрачнел Ермак. Видать, уход рыжеволосой чаровницы к Маметкулу был ему небезразличен.

– Не в ней тут дело, но Карача мне похвалялся, что за самоцветов горсть купил ее у старейшины бухарских торгашей. Значит, он с купчишкою знаком и хоть о чем мог с ним договориться.

– О чем, к примеру?

– Да о том, что тот распустит слух про караван, который должен по Вагаю проходить. Я на той реке бывал. Берега у ней лесистые, и сама она не очень-то широкая. Место, чтоб засаду учинить, легко найдется. Ну ты сам-то посуди, зачем идти им по притоку, когда можно прямиком по Иртышу, и ближе, и на реке широкой нападенья избежать гораздо проще.

– Ну, Иван, это все абы да кабы. Что ж нам теперь, безвылазно сидеть в Искере, а хан с мурзою пусть творят, что хотят. Так и снова до осады можно досидеться, да и какие ж мы тогда Сибири покорители, – вспылил Ермак.

– Я не про то, чтоб вовсе не ходить, но надобно идти с большой опаской, и не ватагою в полсотни казаков, как мы обычно ходим, а большим отрядом.

– Вот это, брат, другое дело, – одобрительно похлопал атаман Ивана по колену. – Я так и собирался – оставить в крепости тебя с хоперцами твоими, потому как подустали вы в походе, да пушкарей.

– Пушки, что помельче, на струги можно взять. Коль настоящее сражение случится, они очень пригодятся, – деловито предложил Иван и, немного помолчав, почти по-детски попросил: – Слышь, Тимофеевич, возьми меня с собой.

Впервые за все время их знакомства Княжич обратился к Ермаку по отчеству.

– Я хотел тебя вместо себя оставить, – ответил тот. – А сдюжишь? Ты ж почти что месяц по лесам мотался, зачем так надрываться, какая надобность?