Потом прекратил стрелять, тяжело дыша; до него не донеслось ни единого крика, свидетельствовавшего, что он ранил или убил кого-нибудь. Должно быть, они сейчас совещаются там, в коридоре, он сам минуту назад предупредил их, что живыми они не сдадутся. Он нащупал в кармане единственную оставшуюся обойму — та, что в пистолете, была пуста.

Сулиен из последних сил встал на колени, тяжело привалился плечом к двери, хотя ненадолго давление с той стороны ослабло. Он понимал, что они вернутся; их было по крайней мере трое, подтянутся и еще, а у Клеомена в запасе оставалось всего несколько выстрелов. Уна не добралась даже до досок.

Марк неуверенно поглядел на Уну, впрыснутый препарат еще бродил в его крови.

— Уна, — сказал он, — все равно, здесь ты или нет. Я пойду за тобой, куда захочешь.

Сирены смолкли. Холод от корней волос разлился по черепу каждого. Казалось, они мчатся на бешеной скорости и только сейчас, остановившись, ощутили всю головокружительность этого полета. В следующую секунду резкий мужской голос стал кричать что-то сквозь простреленную дверь. В промежутках, когда наступала гудящая тишина, Марк и Уна лежали, как на согретой солнцем траве.

Голос, где-то до жути близко к Сулиену, завопил:

— Отойди от двери. Оружие тебе не поможет. Скоро прибудет подкрепление. Мы высадим эту чертову дверь и пристрелим любого, кто окажется рядом.

— Не отвечай, — одними губами произнес Клеомен, хотя Сулиен уже собирался заорать, что комната забита взрывчаткой, и пусть эта охрана бережется. Он придвинулся.

— Это твой последний шанс, прочь с дороги, и я не стану стрелять.

И резко, даже до того как успели прозвучать последние слова, Сулиен почувствовал еще один сильнейший удар, сотрясший дверь с той стороны. Клеомену, все еще возившемуся с пистолетом, пришлось неловко рухнуть на кровать. Створка приоткрылась, тяжело захлопнулась, приоткрылась снова.

И тут Марк увидел, как Сулиен из последних сил борется, чтобы удержать дверь, которая буквально рушилась на него. Шатаясь — голова шла кругом от эха пальбы и криков, — он сделал несколько шагов по зыбкому полу и, не вполне понимая, из-за чего, собственно, здесь разыгралось такое сражение, неловко врезался в забаррикадированную дверь рядом с Сулиеном.

— Марк, недоумок, кретин, — тяжело дыша и сам плохо понимая, что говорит, выпалил Сулиен, и оба навалились на дверь, почти тут же позабыв о сказанном.

А Уна между тем снова отчаянно долбила пол, яростно вклинивая стамеску между досками, исступленно шипя, когда те не поддавались. Ударив по стамеске молотком, она выломала первую доску, отшвырнула ее в сторону и наткнулась на слой штукатурки, попыталась продолбить его — сил почти хватало, но только почти. Ей снова пришлось предостерегающе закричать, прежде чем следующая очередь прошила дверь, а сама она, лежа на постепенно формирующейся дыре, продолжала расширять ее, пока воздух полнился оглушительным грохотом. Верхнюю створку успели изрешетить насквозь, так что, глядя через нее, человек мог бы спокойно прицелиться и выстрелить. Клеомен так и сделал, и на мгновение наступила тишина.

Уне удалось сдвинуть третью доску.

— Дама, спускайся, — снова позвал Сулиен.

— Нет, — извиняющимся тоном прошептал Дама, так что Сулиен вряд ли расслышал его, — я не могу спуститься… мне потом не залезть обратно, я не успею…

— Что?

— Они не знают, что здесь случилось, — уже более решительно проговорил Дама. — Поставьте кровать на место. Спрячьте все. Да поживее.

Несчастная Уна виновато посмотрела него.

Сначала это показалось невозможным. Клеомен отогнал охранников от двери еще одним залпом, но Сулиен, задыхаясь, крикнул ему:

— Дайте это мне… вы тяжелее — держите дверь.

— Нет.

— И глупо.

Клеомен приглушенно зарычал от досады, но сделал, что ему сказали — вложил в руку Сулиена тяжелый пистолет, а сам занял его место у двери. Сулиен тревожно взвесил пистолет в руке, так, словно не сам просил его.

— Вперед, — сказал он.

Он попятился в комнату и, хотя ни во что не верил, почему-то обратился к Аполлону: пожалуйста, сделай так, чтобы я никого не убил. И выстрелил по центру двери. Еще ни один из выстрелов не показался ему таким оглушительно громким, отдачей чуть не вывихнуло плечо, но все же ему удалось удержаться хотя бы на мгновение, пока…

Запыхавшийся Клеомен встал на четвереньки, пока Уна тащила кровать обратно, на середину комнаты. Потом выстроила кругом разбросанную мебель. Не отставая от нее, Клеомен попытался возвести вокруг себя своего рода ограждение из хрупких стульев.

— Вперед, — повторил Сулиен и снова выстрелил.

— Пошли, — сказала Уна, и Марк последовал за нею, протиснувшись сквозь ощерившуюся неровными краями дыру и прыгнув в разверстую внизу темноту.

— А теперь поставьте кровать обратно, — сказал Сулиен, стреляя. — Клеомен оставил дверь, прикрытием которой служили теперь только пистолет да несколько стульев, сдвинул кровать к стене над проделанной дырой, заполз под нее и скрылся в отверстии. Сулиен остался в комнате один.

Он снова нажал на курок, но обойма была пуста. Дама что-то крикнул ему сверху — казалось, он ходит по комнате, громко шаркая, но Сулиен ничего не слышал и не видел: он бросился на пол и забрался под свисавшие простыни в тот самый момент, когда продырявленная дверь с грохотом распахнулась настежь, сметая обломки мебели.

Клеомен поглядел на Марка; тот был весь в синяках и царапинах, лодыжка растянута; Уна сидела, вцепившись в его руку, на полу приемной врача.

— Надо идти, — хрипло сказал Клеомен. Но идти они не могли, они могли только стоять, ожидая появления Сулиена. Но он так и не появился, и они услышали крики, шум ожесточенной потасовки.

Сулиен лежал на развороченном полу и не мог пошевелиться.

Простыня едва скрывала его, дыра была в футе впереди. Он не успел перевернуться, и теперь любое его движение могло выдать, куда подевались остальные; единственное, что ему, пожалуй, оставалось, — это нырнуть в дыру головой вперед. Он приник щекой к дереву, азарт борьбы по капле покидал его, и было до странности приятно наслаждаться мягким исподом своих век, едва слышным биением пульса в касавшемся дерева виске, даже впившимися в руку занозами.

Дама несколько раз обмотал правую руку веревкой, превозмогая боль, протиснул нижнюю часть тела в дыру и повис, поддерживаемый веревкой, опершись о край грудью и левой рукой.

Ну, теперь давайте, горячо пожелал он.

Он дергался, брыкался, снова вспомнил, как Уна бежит от Тазия, и громко крикнул, обращаясь к пустоте:

— Бегите, скорее — они близко!

В палату осторожно вошел охранник, увидел, как Дама бьется, пытаясь протиснуться сквозь дыру в потолке, и позвал своих:

— Они захватили его, они наверху!