— Вы думаете, что вытащили меня из постели. — Торда обвиняюще посмотрела на меня. — Вы думаете, что...

— Я знаю, что это не так. Онорифика привела вас слишком быстро. Вы уже встали и оделись, или одевались.

— Я должна нагреть воду для ванны мадам. Она моется каждое утро. Она будет в ярости.

— Тогда это сделает Онорифика.

— Она должна накрыть на стол к завтраку.

Фава хихикнула.

Я отмахнулся от стола:

— Это может сделать Десина. Не такая уж большая работа — накрыть стол на пять человек.

— Вы думаете, что я испугаюсь и запутаюсь, но...

Я покачал головой:

— Я надеюсь напугать вас. Я знаю, что сейчас вы не боитесь. (Это была ложь; я знал, что она боится.) Но я надеюсь напугать вас для вашего же блага. Женщины боятся смерти, Торда, как и мужчины. Если я сумею показать вам — а я думаю, что сумею, — что рука Гиеракса тянется к вам даже сейчас, пока мы говорим, вы будете благоразумно напуганы и скажете мне правду. Если вы это сделаете, все может пойти не так уж плохо для вас. Растерянность — последнее, на что я надеюсь. Сейчас вы должны мыслить ясно, яснее, чем бедная Онорифика когда-либо думала в своей жизни. Вы должны увидеть опасность, если хотите избежать ее.

— Бедн дев! — Орев склонил голову набок.

Мора решительно кивнула:

— Я бы тоже так сказала. Если бы не... вам не следовало бы так издеваться над ней. Я собираюсь рассказать отцу.

Рука Фавы скрыла улыбку:

— Мы пришли сюда, чтобы поговорить с тобой о чем-то совершенно другом, Инканто, и мы были здесь первыми.

— Я знаю, о чем вы хотите поговорить, — мой голос прозвучал не более уверенно, чем я чувствовал, — о том же самом. Ты говоришь, что это совершенно другое, но не знаешь, о чем я говорю с Тордой. Или знаешь?

Фава покачала головой.

— Торда — шпионка, — сказал я и внимательно посмотрел на Фаву. — Инклито не так давно понял, что в его доме — шпионка. Он попросил меня опознать ее. Я говорю ее, потому что нам обоим было ясно, что это должен быть один из четырех человек: Десина, Онорифика, Торда и ты, Фава. Это Торда, и она может сэкономить нам время, признавшись в этом.

— Я шпионка? Нет!

— Плох дев! — выплюнул Орев.

— Я полагаю, что все здесь знают вашу историю, — сказал я ей, — так что не будет никакого вреда в том, чтобы еще раз изложить ее. Вы приехали сюда как бедная родственница — родственница только из вежливости. Предполагалось, что ваша мать была троюродной сестрой Инклито или что-то в этом роде. Нечто столь же туманное и не поддающееся доказательству. Откуда вы приехали?

Торда покачала головой и уставилась в пол.

— Не из Бланко, потому что иначе о вас бы не говорили таким образом. Если бы вы и ваша семья жили в городе, то Инклито и его мать — особенно его мать — знали бы о вас все. Вы приехали сюда из Солдо, и совершенно очевидно, кто вас послал.

— Нет!

— Возможно, вы и впрямь та самая родственница, за которую себя выдаете. Какая разница? Ваше родство настолько незначительно, что его все равно что не существует. Инклито взял вас и обращался с вами, как со своей дочерью. Мы все четверо знаем, почему.

Я ждал, что она заговорит, но она промолчала.

— Вы действительно хороши собой, — сказал я ей, — особенно в профиль. Я бы сказал, что ваше лицо немного узковато, но это совсем не плохо, и у вас замечательная фигура. Когда вы улыбаетесь, вы, должно быть, очень красивы, и я уверен, что сначала вы много улыбались Инклито. Не так ли?

Теперь она смотрела на меня сверкающими глазами:

— Не ваше дело!

— А потом между вами что-то пошло не так. Он нашел вас с другим мужчиной? Или вы высмеяли его внешность? Он не красавец и, кажется, очень чувствителен к этому.

Лицо Торды стало еще суровее.

— Не ваше дело. Я говорила вам.

— Инканто работает на моего отца или думает, что работает, — сказала Мора покорным голосом.

— Я бы предположил, что вы просто хотели слишком многого. Драгоценности и одежда? Инклито совершил ошибку, когда обращался с вами так же хорошо, как отнесся в самом начале. Возможно, вы даже пытались заставить его жениться на вас, но он не хочет жениться снова. Он надеется оставить все, что у него есть, своей дочери и ее мужу.

Торда посмотрела на Мору, и ее взгляд говорил красноречивее всяких слов.

— Он отверг вас, и вам пришлось стать простой служанкой, за которую вы себя выдавали. Любая нормальная женщина тогда бы ушла...

— Мне некуда было идти!

Мора вздохнула:

— Никто тебя не выгонит, если ты будешь говорить тише.

Я кивнул:

— Почему вы остались? Очевидно, потому, что Дуко Ригоглио был бы недоволен. Он хотел бы видеть вас здесь, пока вы можете узнавать...

— Я из Новеллы Читта. На самом деле, — сказала Торда почти обычным голосом, но по ее щеке скатилась слеза.

Я пожал плечами:

— Если это правда, то, возможно, я смогу устроить так, чтобы ваше тело было отправлено туда. Я сделаю все, что смогу. Конечно, Бланко не захочет, чтобы вы находились там, где покоятся его собственные граждане.

— Рыб голов? — поинтересовался Орев.

— Скоро завтрак, хотя я сомневаюсь, что для тебя найдется рыба. Мора, не могла бы ты сходить на кухню и проследить, чтобы Онорифика приготовила воду для ванны твоей бабушки? Или, может быть, даже приготовить ее? Это было бы...

Она покачала головой.

— Как хочешь.

Я снова повернулся к Торде:

— Повторяю, было ясно, что шпионка — одна из вас четверых. Инклито подозревал Фаву и старался не говорить ничего такого, что могло бы показаться важным шпиону, в ее присутствии. Это была разумная предосторожность, и он принял ее, но ничего не изменилось. Дуко, казалось, знал каждый план, который он вынашивал. Это наводило на мысль, что Фава не была шпионкой, но он — и я, когда он рассказал мне об этом, — по понятным причинам по-прежнему подозревал ее. Она не состояла с ним в родстве, собственная семья у нее не наблюдается, и дом был в ее полном распоряжении. Я поговорил с ней и с Морой, намекая, что ее визит, каким бы радушным ни был прием, пришел к своему естественному завершению. Мора хотела, чтобы ее гостья осталась, но сама Фава с готовностью согласилась немедленно уехать, как вы, без сомнения, слышали. Для меня это решило все — Фава не шпионка.

Мора, как убивают шпионов в Бланко? У тебя есть какие-нибудь идеи? Дома их расстреливают, но я слышал, что в некоторых местах их разрывают на части четырьмя лошадьми.

— Вешают, мне кажется.

— Инхуми мы сжигаем, — сказала Фава. — Все зависит только от того, что человек сделал.