ни окон, ни украшений, ни даже ковров на полу. На узкой постели лежала женщина, коротко остриженная молодая северянка, за одну ногу прикованная к стене. Длина цепи позволяла добраться или до отверстия в полу, чьё предназначение выдавал характерный запах, или до вмурованного в пол низкого столика, на котором стояла деревянная плошка с водой и лежала изрядно заветренная еда – несколько лепёшек, печёное мясо, сыр, фрукты.

На женщине были полупрозрачные белые одежды, уже знакомые по недолгому плену у Халиля-Утара арх Ташира, ныне покойного.

Фог отчётливо затрясло.

Одно движение руки – и оковы рассыпались ржавчиной.

Бледные веки задрожали, и северянка, прерывисто выдохнув, очнулась от глубокого сна.

– Ты в порядке? – спросила Фогарта на лорги, осторожно приближаясь. – Мы пришли, чтобы помочь тебе. Я попала в Дабур и услышала историю киморта по имени Телор, и…

…к чему она оказалась совершенно не готова – так это к тому, пленница бросится на неё как дикий зверь, пытаясь перекусить горло, и Сэрим едва успеет её перехватить.

– Ненавижу! – яростно выдохнула та, вырываясь. Светло-карие глаза сверкали, точно у обезумевшей птицы. – Да я вас всех… да я порву… да я убью…

Сэрим выругался и, едва сумев стиснуть её в объятьях, рявкнул ей на ухо:

– Телор! Телор из Белого Города – твой учитель?

Пленница дёрнулась ещё раз, другой – и обмякла, будто слова дошли до неё с опозданием.

– Телор? – тихо повторила она на лорги, мелко вздрагивая. – Вы… знаете учителя?

– Нет, – призналась Фог, ощупывая чудом не пострадавшую шею. – Но я много слышала о нём. Мы пришли тебя спасти. Я Фогарта Сой-рон, меня обманули в Дабуре, и… ты ведь была там два года назад, да? Ты Лиура или Онор? Я не разбираюсь в северных именах, просто увидала их в купчей, когда стала вас искать, – соврала она, чтобы завязать разговор.

– Онор, – глухо ответила пленница. Её колотило всё сильнее, точно недавний приступ ярости истощил и без того скудные силы; по бледным щекам, много-много дней не знавшим солнца, безостановочно текли слёзы, прочерчивая в грязи влажные дорожки. – Лиура – мой брат. Если он и жив, то его здесь нет… Если вы и правда пришли меня спасти, то и мою дочь тоже спасёте?

– Дочь? – непонимающе переспросила Фог.

И тут до неё дошло, что за слабый огонёк она видела неподалёку от темницы.

В глазах резко потемнело; к горлу подкатило.

– Как жаль, – услышала она свой голос точно со стороны, – что мы не застали хозяина этого поместья. Радхаб, кажется, так его зовут. Учитель показывал мне, как можно сдёрнуть шкурку с ригмы одним движением. Интересно, можно ли то же самое проделать с человеком?

– Сделать-то можно, но не стоит: и без тебя найдётся, кому руки замарать, – ворчливо откликнулся Сэрим, и звук его речи точно изгнал злой морок. – Госпожа Онор, сама-то стоять сможешь? Или тебя к выходу лучше понести?

– Смогу, – сердито откликнулась она, отдёрнув от него локоть, и хлюпнула носом. – Я не калека и… и…

– А ребёнок далеко? – тут же настырно спросил музыкант, не давая ей опомниться. – Братца, говоришь, твоего здесь нет, а где он может быть – не знаешь? Давай-ка, госпожа, соберись, подумай, нам тут задерживаться не стоит – уж больно здешние хозяева негостеприимны. Да, кстати, меня звать Сэрим, я на флейте играю, народ веселю – а заодно слушаю, кто чего рассказывает. Вон тот, рыжий обалдуй – Иаллам, он здесь храм представляет, чтобы преступления Радхаба подробно описать и воздать негодяю по заслугам. С нашей ясноокой госпожой ты уже познакомилась, а вон тот, с подозрительной рожей – капитан Сидше Джай-рон, он тебя с братом на дирижабле в родные края отвезёт… Ну, наверное. Можешь его смело на лорги бранить – он ни слова не разумеет…

– Немного понимаю.

– Значит, лучше не бранить, кто его бандитскую душу знает – вдруг шутки не поймёт и обидится? – и бровью не повёл Сэрим, продолжая заговаривать зубы Онор. – Ну, осмотрелась, отдышалась? Куда идти за младенцем?

Бывшая пленница стиснула кулаки.

– Отсюда выйти – и чуть вправо. Я слышала, как она плачет…

Медлить они не стали.

Девочка шести месяцев отроду и впрямь обнаружилась по соседству, в куда более уютной комнатке, вместе с немой кормилицей – дородной женщиной без языка и без двух пальцев на правой руке. Онор подняла ребёнка, но удержать не сумела, силы подвели; пришлось отдать его Иалламу, который, к слову, нисколько не стушевался, словно нянчить младенцев ему уже приходилось. На обратном пути к тому месту, где остались тхарги и сундук, сокрытые иллюзией, бывшая пленница скупо поведала о том, что ей пришлось вынести: о подлом пленении в Дабуре, о долгой и тяжёлой дороге через пустыню, о первых месяцах в плену у Радхаба… и о загадочной женщине-киморте в ишмиратских одеждах.

– Она появилась через полгода после того, как нас продали и разлучили с братом, – глухо рассказала Онор. – Лица её я не видела, зато хорошо запомнила морт – сладкую и дурманящую. Говорят, что на кимортов морт не действует… Но мой разум она сумела затуманить. Я была точно не в себе, а потом пришёл Радхаб, ну и… – Онор бессознательно потянулась к ребёнку, но затем отдёрнула руку. – Брата при мне сначала упоминали часто, когда я пыталась бежать – бессчётное число раз. Угрожали, что если сбегу –