Лицо, которое я не разглядела в горячке боя, но которое видела перед собою сейчас. Мое тело все еще помнило силу удара меча Ранг Ли, но болело оно не от него.

Следовало принять решение. Решение, которое спасет жизнь одного, но которое обречет на смерть другого. Ранг Ли исполнял приказы командора и по законам этого мира измены не совершал. Однако милорд был вправе считать людей командора своими пленниками, поскольку сам командор был пленником, лишенным защиты и покровительства. Он предал меня и принца, вступил в бой с отрядом милорда и обрек на смерть многих своих людей, но его собственная смерть освобождала их от данной ему клятвы, а значит, возвращала им мое покровительство.

Я так долго смотрела на лицо Ранг Ли, что заслезились глаза. Тень, окутавшая Ранг Ли, становилась все темнее, скрывая от меня очертания его тела. Он умирал, как и командор. И тогда вкрадчивый голос милорда, прозвучавший за моей спиной, ударил по мне такой мягкой на ощупь, но такой болезненной плетью.

— Кто из них умрет первым, миледи?

Я не ответила ему. Не смогла ответить сразу, словно понимала, что именно мне следует принять решение, и милорд здесь совершенно ни при чем. Решение должна была принять та, которую принц Дэниэль избрал в качестве соправителя, и Лиина здесь не имела голоса. Решение принимала не я, а та, которая правила, которая относилась к смерти так, как будто она не имела значение.

Но тогда почему мне кажется, что это я приняла решение? Не принцесса Лиина, а я? И почему часть меня умирает всякий раз, когда я вижу смерть? Может быть, потому, что в каждом из нас есть частичка всего живого, что существует и радуется жизни. Или мы сами — часть всего живого. Каждый, кто дышит и двигается, самый простой и самый сложный организмы — все они часть живого и единого целого. Смерть каждого из них лишает нас целостности, чего-то очень важного, возможно, даже разрушает нас. И есть огромная разница в том, кто убивает нас, и кого убиваем мы. Болезням неведомы чувства и наши страдания, но людям они хорошо известны.

Мы рождаемся и умираем. Рождаются и умирают наши дети. И так происходит всегда. Жизнь бежит по замкнутому и все время повторяющемуся кругу. Мы не спрашиваем «почему?», когда рождаемся, но всегда спрашиваем «почему?», когда умираем. И никто и никогда не задумывается над тем, о чем вопрошает тот, кто обрекает на смерть других. По своей воле или нет, но какой вопрос задает себе или Богу судья, зачитывающий смертный приговор; палач, исполняющий его; убийца, выполняющий свою миссию или реализующий свою страсть? И задают ли они вообще какой-либо вопрос?

Мотивы их действий, причины, обстоятельства, или что-то иное, побуждающее совершить то, что отнимает чью-то жизнь — все это заставляет их спрашивать о чем-нибудь самих себя? Или каждый лишь оправдывает свои действия?

И я спрашиваю сейчас себя. Я пытаюсь оправдаться перед собой или перед Ним? Я прошу прощения у себя или у Него? Я хочу простить себя или я нуждаюсь в Его прощении? И можно ли просить у Него прощения, когда не можешь простить себя самого?

Но, может быть, речь идет не о прощении, а о понимании? Можно ли понять и потому простить содеянное самому себе? Но как тогда просить понимания и прощения у Него? Ведь покаяние не просто Его прощение, оно избавляет от бремени и груза совершенного, а раскаяние — это сожаление о своем поступке, осознание того, что следовало поступить иначе. Но как поступить иначе, если нет другого выхода? Как избавиться от бремени совершенного, если не можешь ни забыть, ни простить себя? И в чем раскаиваться, если совесть не может сказать: «Ты была не права?».

Я сказала тогда милорду:

— Ранг Ли не умрет. Никто из моих людей больше не умрет, милорд. Смерть командора освободит их…

Милорд не оставил меня одну. Не знаю почему. Может быть, ему было интересно? Он стоял рядом и наблюдал, хотя и не мог видеть того, как тень вернулась ко мне, словно в родной дом. Ранг Ли глубоко вздохнул и задышал размеренно и неслышно, как в спокойном сне без кошмаров и сновидений. Но я не вернула домой тень, окружавшую командора. Когда он умирал, я не плакала. Это было бы неправильным. Вот только тень, вернувшаяся ко мне, стала сильнее, как и я…

На следующий день Ант-Реен погрузился в траур. Люди сэра Ноо Гара и люди милорда отдавали свою дань мертвым. Небольшое кладбище Ант-Реена выросло еще больше, и при свете дня странно смотрелись пустые земляные холмы с небольшими табличками. Надгробия появятся позже, но пустота в душе не могла исчезнуть так же легко и быстро, как заполняется кладбищенская пустота.

К вечеру милорд встретился со своим братом и согласился на переговоры, которые затянулись надолго, но, благодаря которым, столкновение возле Дэрри стало последним в Южном конфликте…

Магистр сам затягивал беседы со своим братом, используя каждый раз стандартную процедуру и устоявшийся протокол переговоров, в том числе обязательный обмен приветствиями и вступительными речами, что занимало почти треть времени самой встречи. На ознакомление с основными пунктами взаимных условий у делегаций ушло несколько недель, причем существенными условиями нового соглашения принц Дэниэль и милорд обменялись в закрытых конвертах.

И каждый вечер милорд приезжал за мною на своем черном скакуне и приглашал на вечернюю прогулку. Мы обьезжали границы города и порою уходили далеко за их пределы к дюжине озер, окруженных редкими деревьями. Озера растянулись на несколько километров, и на их объезд уходило много времени, чего не скажешь о наших беседах — коротких и отрывочных. Милорд спрашивал, а я отвечала. Он спрашивал меня о моей прежней жизни в моем мире, и я рассказывала о ней так, чтобы он понял меня. Это было похоже на одностороннее интервью без встречных вопросов, которые не хотелось задавать.

За все время я так и не решилась заговорить о самих переговорах, словно боялась услышать его условия, неисполнимые для принца Дэниэля, но необходимые для разрешения ситуации.

Когда милорд и Дэниэль в очередной раз обменялись закрытыми конвертами, а представители двух делегаций зашептались между собой, снова пытаясь предугадать исход столь длительных и совершенно непродуктивных переговоров, я вдруг поймала себя на мысли, что стороны обсуждают вовсе не условия возможного прекращения военной осады Южных провинций Тэнии, а нечто совершенно иное. Принц Дэниэль не информировал никого о содержимом конвертов, и это была так на него