Я грозно взглянула на Гарри, но слово уже было сказано.

— Лондонский торговец? — быстро переспросил Джон. — А что он хочет? Я думал, вы никогда не продаете урожай в Лондон.

— Мы и не продаем, — кротко ответила я. — Но этот человек, мистер Гилби, случайно оказался в наших местах и хотел бы взглянуть на наши поля, чтобы получить представление о пшенице в Суссексе.

Гарри открыл было рот, а Джон посмотрел на меня с открытой насмешкой, которая свидетельствовала, что он считает меня наглой лгуньей.

— Может быть, с ним лучше не встречаться, Гарри? — мягко предложила Селия. — Вдруг он предложит хорошую цену и ты не сможешь ему отказать. А ты всегда говорил, что зерно должно оставаться там, где его вырастили.

— Я помню, — нетерпеливо отмахнулся Гарри, — но времена меняются, дорогая. Прежние идеи о маленьких рынках и грошовых сделках сейчас устарели.

— И не подходят для бесед в гостиной, — вмешалась я. — Селия, можно мне еще чаю? И нет ли у нас бисквитов с глазурью?

Селия засуетилась над вазой, но по ее лицу я догадалась, что она не удовлетворена ответом. Джон, стоя у камина, поглядывал то на Гарри, то на меня, будто перед ним находились два медицинских экспоната, представляющих низшие формы жизни.

— Итак, вы не будете продавать ему зерно? — сдержанно спросил он, прекрасно зная, что у нас нет другого выхода.

— Нет, — с уверенностью произнесла я. — Если только самую малость. Пшеницу с новых полей, которая все равно не поступала на рынок в прошлом году. Было бы глупо везти ее в Мидхерст и сбивать там цену.

— В самом деле? — заинтересовался Джон. — А я было подумал, что после тяжелой и голодной зимы дешевый хлеб был бы спасением для бедных.

— О да! — воскликнула Селия с энтузиазмом. — Пообещайте, пожалуйста, что прибыли пойдут на бедных, Гарри, Беатрис! Они пережили ужасную зиму. Но одно хорошее лето, и Вайдекр будет счастлив и сыт опять.

Я потягивала свой чай и молчала. Селия была женой Гарри, а он клялся, что не потерпит глупых сентиментальных вмешательств в наши дела. Но он шаркал под столом ногами и смотрел на меня, ожидая поддержки. Я выжидала, и ему пришлось выступить против неуместного приступа христианского милосердия Селии.

— Я не хочу это обсуждать, — наконец решился он. — Селия, вы с Джоном правы в том, что о бедных нужно заботиться. Я и сам за них переживаю. Никто не хочет, чтобы они голодали. Но если они так беспечны, что женятся и заводят огромные семьи, не зная, на что собираются жить, то едва ли они заслуживают таких забот. Конечно, никто не будет голодать в Экре, но содержать целую деревню я тоже не могу.

— Не можете или не хотите? — поинтересовался Джон.

— О, давайте переменим тему! — вмешалась я. — Сквайр Гарри все сказал. Пока стоит хорошая погода, в Экре все в порядке. Гораздо веселее обсудить планы на лето. Я очень хотела бы показать Ричарду море. Мы не можем устроить небольшую поездку на побережье?

Селия выглядела недовольной, но она не решалась на открытое выступление против Гарри, и тема была закрыта.

После этого, конечно, я приняла все меры к тому, чтобы удалить Селию и Джона из поместья на день визита мистера Гилби. Я заботливо напомнила Селии о необходимости покупки новых башмачков для обоих ребятишек, местный сапожник недостаточно хорошо выделывал кожу: его башмаки подходили для взрослых, но, разумеется, не годились для двух маленьких принцев, — и мы решили поехать все вместе в Чичестер и взять обоих детей. Но в последний момент меня одолела ужасная головная боль, мне пришлось остаться, и я смогла утешиться, только глядя, как удаляется в коляске веселая компания, состоящая из двух детей и трех взрослых.

Мистер Гилби оказался пунктуальным человеком. Но это было единственное, что мне в нем понравилось. Это оказался высокий, аккуратно, даже щеголевато одетый мужчина с лицом ласки и пронырливым взглядом. Он непрестанно кланялся. Ему было известно, что прежде вайдекрская пшеница не появлялась на лондонском рынке. Обычно ее сначала предлагают людям, которые заработали ее своим трудом. Кроме того, мистер Гилби прекрасно знал, что каждый сквайр недолюбливает и остерегается лондонских торговцев и дельцов, которые так и норовят обмануть и обсчитать помещика. Он успел выяснить, — и я боялась, что это известно еще половине Сити, — что поместье отягощено долгами, а расписки и закладные находятся в руках мистера Ллевеллина, банкиров и двух других лондонских торговцев. Он знал все это так же хорошо, как я, но ничем этого не показывал.

Мистер Гилби внимательно оглядел наши леса, мысленно оценивая их, и обвел взглядом поле пшеницы, к которому я его привезла.

— Это все? — спросил он.

— Да, — коротко ответила я.

Он кивнул и попросил меня остановить коляску. Я так и сделала и долго потом ждала, пока он прогуливался вдоль поля, ступая как хозяин. Потом он сорвал полную горсть колосьев, очистил их от серо-зеленой шелухи, кинул в рот и принялся задумчиво жевать, напомнив мне саранчу, которую я как-то неосторожно привезла на свое поле. Единственным способом сдержать мое отвращение к нему было оставаться такой же холодной и бесстрастной, как он. Это оказалось легко сделать. Боль оттого, что я пустила этого торговца на землю, хотя мой отец клялся не иметь с ними дела, обратила меня в лед.

— Хорошо, — сказал мистер Гилби, забираясь в коляску. — Отличная пшеница, многообещающая. Но это весьма ненадежное дело — покупать урожай на корню. Вам придется оплатить риск, миссис Мак-Эндрю.

— Разумеется, — мирно согласилась я. — Не хотите ли взглянуть на нижние поля?

Он кивнул, и мы отправились туда. Я старалась не смотреть по сторонам. Слева простиралась плантация, которую с такой любовью посадил мой отец. Но деревья уже не принадлежали нам. Они были проданы мистеру Ллевеллину, даже не успев вырасти. А сейчас я продавала зерно, которое было еще зеленым. Ничто больше не принадлежало Вайдекру. Ни деревья. Ни поля. Ни я сама.

Когда мы подъехали к полю, мистер Гилби опять вышел. На этих северных склонах пшеница оказалась ниже, и те колосья, которые он методично жевал, были совсем зеленые, но вызвали его одобрение.

— Хорошо, — сказал он опять. — Но рискованное дело. Очень рискованное.

Он ходил по моим полям и смотрел в мое небо так, будто мог купить его тоже. И было ясно, что голубые небеса и горячая земля были покупкой тоже «хорошей, но рискованной».

Мистер Гилби захотел посмотреть поля на общественной земле, и нам пришлось проехать через Экр. Ни одна дверь не открылась, ни одно лицо не выглянуло в окошко, пока мы проезжали по улице, будто в деревне никого не осталось.

— Очень тихое место, — заметил мистер Гилби.

— Да, — сухо отозвалась я, — но не пустое, можете быть уверены.

— Затруднения с бедными? — вопросительно поднял он брови. — Не могут приспособиться? Или просто не хотят?

— Нет, — коротко ответила я.