— Я не мстил за Хельги. Я дрался за свою жизнь.

Кэйтлин перевела взгляд на него.

— Почему ты ненавидишь женщин?

Он не знал, что ответить. Не сболтнул ли он чего-нибудь обличительного в бреду?

— А почему ты так считаешь? Я боготворил свою мать, был преданным братом своей сестре, радовался, когда у меня родилась дочь.

— Ты убил жену.

Придется ему и об этом подумать.

— Ее я тоже любил.

Кэйтлин обхватила себя руками.

— Ты меня ненавидишь. Но я не могу тебя винить за это. Я слишком горда, слишком вспыльчива.

Даже в таком помутненном состоянии Валлон сообразил, что это была эксцентричная уловка.

— У меня нет к тебе ненависти, — пробормотал он.

Ему хотелось опять провалиться в свои сумбурные сновидения.

— Ты сказал, что у меня задница такая же огромная, как у пони.

Образ купающейся в вулканическом озере Кэйтлин вспыхнул в его сознании. Ее белые груди на поверхности ярко-голубой воды, ее темно-рыжие волосы, плавающие вокруг. Он засмеялся от этих воспоминаний и тут же замолчал, хватаясь за живот и извергая из себя только что выпитую воду.

Кэйтлин обтерла ему лицо, не обращая внимания на пятна на платье.

— Прости. Мне не нужно было говорить об этом.

Валлона опять вырвало.

— И ты прости меня. Давай отложим этот разговор до другого раза.

В паре миль от них выше по течению Радульф пребывал в подавленном настроении.

— Я знаю, рана Валлона не выглядит очень уж тяжелой, но я видел многих людей, получивших удар в живот не страшнее, чем он, и, помнится, только двое из них выжили.

— Хватит уже об этом, — проворчал Вэланд.

Чуть раньше германец спугнул своей болтовней трех тетеревов величиной с гуся, с шумом улетевших сквозь ветви, прежде чем Вэланд успел натянуть тетиву. Они шли дальше, утопая в серебристом ковре лишайника. Большая сова, такого же цвета, как олений мох, сидела на ветке пихты, прижавшись к стволу. Один ее желто-зеленый глаз был заговорщически прищурен. Вэланд не стал разглашать ее секретов и продолжил путь, прочесывая взглядом деревья в поисках дичи. Сокольник ничего не убил в прошедшие два дня, и если сегодня ему не удастся добыть кречетам пищи, то они останутся голодными в первый раз с тех пор, как он их поймал. Его мысли блуждали между болезнью Валлона и своими собственными тревогами, как вдруг он резко остановился, словно у его ног разверзлась пропасть. Они уже дважды натыкались на след оленеводов, но то были старые следы. Эти были недавними. Вэланд изучил мокрые отпечатки и обглоданные ветви.

— Похоже, что свежие, — сказал Радульф.

Вэланд поднялся с колена.

— Две группы прошли этим путем. Первая — несколько дней назад. Вторая — вчера.

Он разглядел сквозь деревья некие примитивные сооружения, оказавшиеся сделанными из еловых шестов каркасами конических палаток примерно в двенадцать футов высотой. Внутри каждой было кострище, окруженное закопченными камнями. Вэланд сунул ладонь в золу.

— Еще теплая. Они ушли сегодня рано утром.

Вэланд склонился над следами, вглядываясь, как лозоход, определяющий место для колодца. Наконец он распрямился.

— Сколько их, как ты полагаешь?

— Не меньше тридцати человек. Мужчины и женщины, старики и молодые, и с ними собаки.

Вэланд посмотрел в обе стороны вдоль следов. Они шли по гребню, пересекающему болота.

— Видишь это? — спросил он, показывая на штабеля дров, сложенные возле каждого шалаша. — Они оставили это для тех, кто будет идти за ними. Уйди со следа и сиди тихо. Я пойду предупредить остальных.

— Вот черт. Давай отдохнем здесь, пока они сами к нам не подойдут. Они уже недалеко.

Но сокольник, не послушав его, поспешно ушел.

— Эй, Вэланд!

Радульф поднял кулак вслед удаляющемуся трусцой Вэланду, но потом опустил.

— Ну ладно.

Вэланд махнул рукой.

— Я недолго.

Он перехватил драккар в миле вниз по течению и вскоре вернулся на то место, где оставил Радульфа. Германца нигде не было видно, и поверх следов лопарей отпечатались свежие. Вэланд пометался по сторонам и быстро нашел то, чего боялся. Он дотронулся до земли и поднес к глазам измазанные кровью пальцы. Все смотрели на него. Он пустил пса на запах Радульфа, и на небольшом расстоянии вниз по течению тот остановился перед участком взрытой земли. Здесь крови было уже больше. Много крови, собравшейся в лужицы в продавленных ногами углублениях. Отсюда след вел к реке. Сокольник вышел на берег и увидел, что дальше след уходит в лес на том берегу. Он обвел взглядом членов отряда.

— Они схватили Радульфа.

— Он жив? — спросил Геро.

— Был живой, когда они тащили его через реку. Они его связали. Пару человек он убил.

Вэланд указал туда, где он в первый раз обнаружил кровь.

— Там он застрелил одного из них и попытался убежать. Они поймали его здесь, и он убил второго.

Ричард в волнении прижал ладонь к губам.

— Что же нам делать?

Вэланд уставился на противоположный берег реки.

— Я пойду за ними. Остальным идти нет смысла. Если мы будем на них напирать, они убьют Радульфа и скроются в лесах.

— Они, скорее всего, уже убили его, — сказал Дрого. — Мы должны дойти до Онежского озера до наступления ночи. Мы будем ждать тебя там завтра до вечера. Если ты к тому времени не вернешься, я буду считать тебя погибшим.

Из-за его спины раздался голос:

— Не слишком ли много ты на себя берешь?

Валлон, поддерживаемый Гарриком, был похож на покойника, поднявшегося со смертного одра. Сизые веки нависали над безжизненно застывшими глазами.

Дрого распрямил плечи.

— Я действую в интересах отряда.

Вэланд принялся натягивать на пса кожаный панцирь. Франк вперил в Дрого свой взгляд мертвеца.

— Дай ему свою кольчугу.

Дрого отступил в изумлении.

— Позволить крестьянину надеть мои доспехи?

Вэланд мотнул головой.

— Мне они не нужны. Налегке я их быстрее догоню.

— Ты догонишь орду лопарей, которые считают нас работорговцами.

Валлон снова обернулся к Дрого:

— Дай ему кольчугу.

Стиснув зубы, так что по лицу заходили желваки, Дрого сунул Вэланду доспехи. Сокольник взял только грубо подлатанную кольчугу.

— Тебе понадобится меч, — обратился к нему Валлон. — Дрого, я не могу требовать от тебя расстаться с оружием. — Он обвел взглядом присутствующих, остановившись на Тостиге, подручном Хельги. — Дай Вэланду свой меч.