гибельного, рокового света

Померк мой взор, почти лишенный света.

В ней торжество ликующего света,

Но сердце дамы под покровом хлада.

В ее очах безлюбых сила света,

40 Вся прелесть и краса земного света.

Я вижу Пьетру в драгоценном камне,

Я вижу только Пьетру в славе света.

Никто очей пресладостного света

Не затемнит, столь несравненна дама.

45 О, если б снизошла к страданьям дама

Средь темной ночи иль дневного света!

О, пусть укажет для служенья время, —

Лишь для любви пусть длится жизни время.

И пусть Любовь, что предварила время,

50 И чувственное ощущенье света,

И звезд движенье, сократит мне время

Страдания. Проникнуть в сердце время

Настало, чтоб изгнать дыханье хлада.

Покой неведом мне, пусть длится время,

55 Меня уничтожающее время.

Коль будет так, увидит Пьетра-камень,

Как скроет жизнь мою надгробный камень,

Но Страшного суда настанет время,[1230]

Восстав, увижу — есть ли в мире дама

60 Столь беспощадная, как эта дама.

В моем, канцона, скрыта сердце дама.

Пусть для меня она — застывший камень,

Я пламенем предел наполнил хлада,

Где каждый подчинен законам хлада,

65 И новый облик создаю для света,

Быстротекущее отвергну время.

69 (CIII)[1231]

Пусть так моя сурова будет речь,

Как той поступки, что в броню одета.

Не жду ее привета,

Окаменит она, оледенит.

5 Как мантия, спадает яшма с плеч

Мадонны Каменной в сиянье света.

Стрела из арбалета

Нагую грудь ее не поразит.

Ее удары сокрушают щит,

10 И ломки беглецов смятенных латы.

Ее мечи — крылаты;

Нас настигая, рушат все препоны —

Я от нее не знаю обороны.

Найду ли щит — расщепит щит она.

15 Повсюду взор ее мой взор встречает;

И как цветок венчает[1232]

Свой стебель, так венчает мысль мою.

Как в штиль ладью[1233] не возмутит волна,

Так скорбь моя ее не огорчает.

20 Пусть тяжесть удручает

Мне сердце, но слова в себе таю.

Напильнику скорбей я предаю

Всю жизнь,[1234] которую незримо точит.

Она мне смерть пророчит.

25 Жестокая, не ведает боязни,

Не назван все же исполнитель казни.[1235]

Трепещет сердце — думаю о ней,

От чуждых взоров скорбь мою скрывая,

Но, в муках пребывая,

30 Не выдам мыслей, что я затаил.

Пусть срок приблизится последних дней,

Пусть бог любви их губит, поражая,

Пусть, раны обнажая,

У чувств он отнял преизбыток сил.

35 Амор заносит меч, им поразил

Он некогда несчастную Дидону,[1236]

Ступил, не внемля стону,

На грудь мою; напрасно я взываю

О милости, я милости не чаю.

40 Занес десницу надо мной злодей[1237]

И, ослабевшему от пораженья,

На землю без движенья

Поверженному, дерзостно грозит.

Напрасен крик, неслышный для людей.

45 Вот кровь моя, отхлынув от волненья,

Амора вняв веленья,

Стремится к сердцу, и лицо горит,

И вновь бледнеет. Под руку разит,

И слева чувствую живую муку.

50 Коль вновь подымет руку,

Меня постигнет тягостная кара,

И встречу смерть до смертного удара.

Зачем Амор ей сердце не рассек,

Пусть раскроит его и пусть раскроет,

55 Пусть скорбь мою утроит —

Со смертью был бы я тогда в ладу.

И в жар и в хлад мой сокращает век

Убийца и мою могилу роет.

Зачем она не воет,

60 Как я из-за нее в моем аду!

Воскликнул бы тогда: «Я к вам приду,

Чтоб вам помочь!» На кудри золотые,

Амором завитые,

Мне на погибель, наложил бы руку

65 И стал бы мил, мою смиряя муку.

О, если б косы пышные схватив,

Те, что меня измучили, бичуя,

Услышать, скорбь врачуя,

И утренней, и поздней мессы звон![1238]

70 Нет, я не милосерден, не учтив, —

Играть я буду, как медведь, ликуя.

Стократно отомщу я

Амору за бессильный муки стон.

Пусть взор мой будет долго погружен

75 В ее глаза, где искры возникают,

Что сердце мне сжигают.

Тогда, за равнодушие отмщенный,

Я все прощу, любовью примиренный.

Прямым путем иди, канцона, к даме.[1239]

80 Таит она, не зная, как я стражду,

Все, что так страстно жажду.

Пронзи ей грудь певучею стрелою —

Всегда прославлен мститель похвалою.

ЛАТИНСКИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ

ЭКЛОГИ

I

[ДЖОВАННИ ДЕЛЬ ВИРДЖИЛИО — К ДАНТЕ]

Благостный глас Пиэрид,[1240] услаждающий пением новым

Тленный мир, вознести его жизненной ветвью[1241] стараясь,

Взору людскому открыть троякой участи грани,

Что суждена их душе по заслугам: Орк — нечестивым,

5 Лета[1242] — парящим к звездам, надфебово царство[1243] — блаженным,

Что ж ты бросаешь, увы, неизменно столь важное черни,

Бледным[1244] же нам ты своих совсем не даешь прорицаний?

Право, кифарой скорей расшевелит кривого дельфина

Дав[1245] и быстрей разрешит загадки мудреного Сфинкса,

10 Чем невежды постичь глубины Тартара смогут,

Да и Платону едва постижимы вышние сферы,

Хоть обо всем этом здесь безо всякого квакает толку

На перекрестках болтун, что и Флакка со свету сжил бы.[1246]

Скажешь: «Не им говорю, а тем, кто искусен в науке!»

15 Да, но ведь светским стихом![1247] Ученым народное чуждо:

Пусть это общий язык,[1248] но с тысячью всяких различий.