Сковронский сделал шаг, принимая приглашение. Нет, он не думал поворачиваться спиной к наглому юнцу. Бывалый шляхтич, прошедший не один десяток сражений, всё ещё держал Даркена в поле зрения. Но, тем не менее, отступал.

Разумеется, причиной столь “великодушного” жеста со стороны главы рыцарей плюшевого енота были отнюдь не жалость или великодушие. Сын рода Маллой с удовольствием раздавил бы своего врага. В конце концов, несмотря на громко сказанные слова, существовала огромная разница между копией, возрождённой где-то за границей, без опыта последних дней, и шляющимся где-то рядом оригиналом, сумевшим пережить ещё несколько боёв.

Просто, у Даркена уже не осталось сил. Он не был уверен в своей победе, а потому, просто отошёл в сторону. Подвинулся с пути могучего медведя, побеждённого не грубой силой, а дозой яда, сочившегося с зубов змеи, что принёс сюда в костях неясыть.

— Не-е-ет! Па-а-а-апа! Па-а-ап!!!

Громкий женский крик заставил обернуться обоих некромагов. Не то, чтобы доселе не было слышно ничего подобного. Воплей боли прозвучало уже так много, что они успели приесться. Стали фоном, недостойным внимания.

Но этот конкретный возглас отличался от других. Ведь он принадлежал Экзе Сковронской.

— Вернёшься? — задал короткий вопрос Дарк.

— Зачем? — вяло повёл здоровым плечом мужчина. — Мне есть, из чего восстанавливать копию.

— Справедливо, — буркнул себе под нос молодой человек, нехотя признавая правоту противника.

Пусть это было жестоко и бесчеловечно, но какой, на самом деле смысл рисковать шкурой ради одной из версий своей дочери, когда у тебя есть куда более безопасная и менее болезненная альтернатива?

Вот только ответ сей не понравился небесам. И возвестили они об этом очередной молнией, что родилась на свет, дабы ударить в лужу всего в паре метров от объявивших короткое перемирие некромагов. Яркие электрические разряды пробежали по воде, освещая доспехи всех присутствовавших: золотую безвкусную броню Сковронского, чёрно-красное обмундирование Даркена, да изящные белые защитные одеяния его отца.

Сколь давно стоял он здесь, словно призрак, сокрытый во тьме? Сколь многое он видел?

— Действительно… справедливо, — произнёс пан ректор, когда убедился, что каждый из участников сией драмы обратил на него своё внимание. — Именно руководствуясь этими суждениями я не вмешивался в твой бой, глупый мальчишка.

— А я думал, потому, что я уверенно побеждал, — с усмешкой огрызнулся в ответ Дарк.

Но не эта шутка стала поводом для улыбки. А тот факт, что отец всё-таки явился в Ковач. Именно на это и рассчитывал “номер один”, когда поместил в коробку вместо своего пальца короткую записку о том, насколько сильно уверен в себе и в своём “замечательном” плане. И не важно, что в доме ректора принято каждое воскресенье обновлять “резервный запас”, отдавая очередной свой мизинец на поруки Вольдемару.

У восстановленного подобным образом мальчишки не будет опыта последних дней, качественно отличающегося от всего, что доселе переживал Даркен Маллой.

Какая разница, что, в итоге помощь родителя не потребовалась? Она могла оказаться крайне полезна в случае куда менее удачного развития событий.

— Твой щенок отпустил меня, Ришард, — взгляд исподлобья в исполнении Сковронского, всё ещё не удосужившегося снять свой шлем, смотрелся весьма своеобразно.

— Он — да, — последняя электрическая искра погасла, и белый силуэт ректора УСиМ вновь скрылся за пеленой дождя, чтобы появиться вновь всего через несколько секунд, когда Маллой-старший соизволит подойти поближе. Театральным жестом он вскинул булаву, указывая в сторону, откуда раздавались полные отчаяния и боли крики дочери собеседника. — Но, Рагциг, сегодня здесь решает она.

— С Экзой мы уж как-нибудь сами разберёмся, — раздражённо ответил некромаг в золотых доспехах, делая несколько осторожных шагов назад.

— А кто говорил об Экзе? Кому какое дело до этой соплячки? — несколько наигранно фыркнул облачённый в белые доспехи некромаг. — Я говорю о той, кто этой ночью стал аватарой божества. Пусть даже и того, что покровительствует хаосу, а не порядку.

— Это просто трюк, — ещё два торопливых шага назад и дрогнувший голос. Сковронский сам не верил в свои слова. — Просто какой-то трюк.

— Это огромное дерево с человеческим лицом, Рагциг! — воскликнул ректор. Он уверенно ступал следом за пятящимся противником. — Совсем, как в легендах! Дендроид! Ты умеешь создавать дендроидов, мой дорогой друг? Потому как я лично — нет.

— Н-нет… этого не может быть… — нервы загнанного в угол некромага сдали. — Хотя… почему не может… может… если ожила одна легенда… почему не может ожить другая?

Это бормотание себе под нос. Сковронский не играл на публику.

Даркен нахмурился и неуверенно шагнул вперёд, надеясь услышать ещё хоть что-то.

— О какой легенде ты говоришь, болезный? — требовательно вопросил молодой человек.

Но его слова остались неуслышанными. Мужчина в золотых доспехах, ещё минуту назад напоминавший несокрушимый монолит, нёс какой-то несвязный бред. Просто набор слов, за логикой употребления которых было попросту невозможно уследить.

“Легенды”. “Конец времён”. “Пришествие богов”. “Не прощают”. “Нельзя”. “Не имеет смысла”. “Верность до конца”.

— Назад! — вдруг выкрикнул отец и на секунду обратился в белый росчерк, угадать движение которого было возможно лишь по серебристому шлейфу, на долю секунды отпечатавшемуся на сетчатке глаза. Этот росчерк ударился Даркену в грудь и сбил его на землю, укрывая от взрыва.

И пусть сей взрыв и был магическим, прозвучал он неожиданно громко: не в последнюю очередь из-за того, что целую секунду доспехи Сковронского трещали в унисон, прежде чем разлететься в стороны осколками и позволить содержимому расплескаться по округе смесью смертоносных проклятий и не очень качественного супового набора.

Лишь несколько слоёв брони: как отцовской, так и своей собственной, уберегли Даркена от предсмертного проклятия врага. Проклятья, которое можно было бы избежать, обрати молодой человек внимание, куда именно всё это время пятился безумный шляхтич.

К тому самому месту, где до недавнего времени можно было найти работоспособный контур “зеркала посредственности”.

2.

Дождь затихал.

Капли падавшей с небес воды стали куда как легче, тучи избавились от былой тяжеловесности и более не огрызались молниями, а ветер окончательно стих, не грозя более сбить с ног каждого из тех неудачников, что не поспешили укрыться от непогодами за стенами своих домов. Даже солнце позволило себе выйти из-за облаков и обратить свой взор на проклятый всеми богами и забытый Ковач.

Сейчас, в приятных и ласковых лучах небесного светила промышленная зона выглядела крайне жизнеутверждающе, даже невзирая целую рощу, полную стенающих ало-коричневых деревьев. Ни одно из них не имело лика или каких-либо иных опознавательных знаков, по которым можно было бы определить личность того, кто послужил материалом для создания столь пугающего экспоната. Лишь возвышающаяся над ними дева, умиротворённо обнявшая себя за плечи, обладало правом на человеческое лицо.