— Да.

— Что вы делали, чтобы помочь Питеру справиться со своим горем?

Лейси опустила глаза на свои руки.

— Я была не в состоянии помочь Питеру. Я не могла помочь даже себе.

— А ваш муж? Он поддерживал Питера в тот момент?

— Думаю, мы оба думали только о том, как пережить каждый следующий день… Собственно говоря, только благодаря Питеру наша семья выжила.

— Миссис Хьютон, Питер когда-нибудь говорил, что хочет причинить боль людям в школе?

У Лейси сжалось горло.

— Нет.

— Вы когда-нибудь замечали в Питере какие-то черты, говорящие о том, что он способен на такой поступок?

— Когда вы смотрите в глаза своего ребенка, — тихо сказала Лейси, — вы видите только того, кем мечтаете его увидеть, а не то, чего видеть не хотели бы.

— Вы когда-нибудь находили планы или записи, свидетельствующие о том, что он планировал это преступление?

По ее щеке скатилась слеза.

— Нет.

Джордан заговорил мягче:

— А вы искали, миссис Хьютон?

Она вспомнила, как убирала в столе Джойи, как стояла над унитазом и спускала наркотики, которые тот прятал в ящике.

— Нет, — призналась она. — Не искала. Я думала, что помогаю ему. После смерти Джойи я хотела только удержать Питера возле себя. Я не хотела вмешиваться в его личное пространство, я не хотела с ним ссориться, я не хотела, чтобы кто-нибудь когда-нибудь причинял ему боль. Я просто хотела, чтобы он всегда оставался ребенком. — Она подняла глаза, теперь уже плача. — Но родителям нельзя этого делать. Потому что родители обязаны позволить своим детям повзрослеть.

В зале послышался грохот. Какой-то мужчина встал, чуть не опрокинув телекамеру. Лейси никогда его раньше не видела. У него были редеющие черные волосы и усы, а глаза горели огнем.

— Знаете, — крикнул он, — моя дочь Мэдди никогда не повзрослеет! — Он указал пальцем на женщину рядом и на остальных, сидящих дальше. — И ее дочь. И его сын. Ты чертова сучка. Если бы ты лучше справлялась со своими обязанностями, у меня была бы возможность тоже иметь такие обязанности!

Судья застучал молотком.

— Мистер, — сказал он. — Мистер, я вынужден попросить вас…

— Твой сын чудовище. Он чудовище! — кричал мужчина, пока два пристава подошли к его месту, не взяли его под руки и не вытащили из зала суда.

Однажды Лейси присутствовала при рождении ребенка, у которого отсутствовала половина сердца. Семья знала, что их девочка не сможет жить, они решили дождаться конца беременности, в надежде что проведут с ней несколько коротких мгновений, прежде чем она покинет этот мир. Лейси стояла в углу комнаты, пока родители держали на руках свою дочку. Лейси не смотрела на их лица, просто не могла. Вместо этого она сосредоточилась на медицинских показателях новорожденной. Лейси смотрела, как она, неподвижная, с посиневшей кожей, медленно шевельнула крошечным кулачком, словно астронавт в открытом космосе. А потом один за другим ее пальчики развернулись, и она умерла.

Лейси думала о тех маленьких пальчиках, о прощании. Она повернулась к Питеру.

— Прости меня, — одними губами сказала она. А затем закрыла лицо руками и заплакала.

Как только судья объявил перерыв и все присяжные вышли, Джордан подошел к судье Вагнеру.

— Ваша честь, защита просит слова, — сказал он. — Мы хотим заявить о нарушении процедуры судебного разбирательства.

Даже стоя спиной к Диане, он почувствовал, как она закатила глаза.

— Очень удобно.

— Хорошо, мистер МакАфи, — сказал судья, — на каком основании?

«Но том основании, что у меня нет другого выхода, чтобы спасти своего клиента», — подумал Джордан.

— Ваша честь, имело место очень эмоциональное выражение чувств со стороны отца одной из жертв в присутствии присяжных. Невозможно, чтобы они не обратили внимания на эти слова, и нет инструкций, которые можно им дать, чтобы нейтрализовать произведенный эффект.

— Это все, адвокат?

— Нет, — сказал Джордан. — Прежде всего, присяжные могли не знать, что в зале присутствуют члены семей пострадавших. Теперь они об этом знают, а еще знают о том, что эти самые люди следят за каждым их движением. Это огромное давление для присяжного, участвующего в таком эмоциональном и публичном процессе. Разве они могут игнорировать ожидания этих людей и делать свою работу честно и объективно?

— Вы издеваетесь? — спросила Диана. — А кто же, по мнению присяжных, сидел в зале? Зеваки? Естественно, в зале полно людей, которых это непосредственно касается. Поэтому они и здесь.

Судья Вагнер поднял глаза.

— Мистер МакАфи, я не буду объявлять о нарушении процедуры судебного разбирательства. Мне понятно ваше беспокойство, но думаю, я могу передать ваши слова присяжным вместе с предписанием не обращать внимания на любые проявления чувств в зале суда. Каждый, участвующий в этом процессе, понимает, что эмоции на пределе и что люди не всегда смогут себя контролировать. Тем не менее, я также предупрежу присутствующих в зале соблюдать порядок, в противном случае закрою процесс для посторонних.

Джордан вздохнул.

— Пожалуйста, отметьте, что я отзываю свое заявление, Ваша честь.

— Конечно, мистер МакАфи, — сказал он. — Увидимся через пятнадцать минут.

Когда судья ушел в свой кабинет, Джордан направился обратно к столу защиты, пытаясь придумать какое-то чудо, способное спасти Питера. Но Джордан забыл неписаный закон: что бы ни сказал доктор Ва, насколько четко ни объяснил бы, что такое ПТСР, как бы присяжные не прониклись чувствами Питера, им всегда будет больше жаль пострадавших.

Диана улыбнулась ему, выходя из зала.

— Хорошая попытка, — сказала она.

Больше всего в здании суда Селена любила комнатку, спрятанную за кладовкой уборщицы, где хранились старые карты. Она понятия не имела, почему они лежат здесь, а не в библиотеке, но ей нравилось иногда прятаться среди них, когда она уставала смотреть, как Джордан с важным видом расхаживает перед присяжными. Она заходила сюда несколько раз во время этого судебного процесса, чтобы покормить Сэма, когда его не с кем было оставить. Сейчас же она привела в свой рай Лейси и усадила ее перед картой мира, в центре которой находилось южное полушарие. Австралия была фиолетового цвета, а Новая Зеландия — зеленого. Это была любимая карта Селены. Ей нравились нарисованные на морях красные драконы и грозовые облака по углам. Ей нравилось изящное изображение компаса с направлениями сторон света. Ей нравилось думать, что мир может выглядеть совершенно иначе под другим углом.

Лейси Хьютон не переставала плакать, и Селена понимала, она должна выплакаться, иначе перекрестный допрос станет катастрофой. Она села рядом с Лейси.