Храм стоял здесь с незапамятных времен — предыдущий, воздвигнутый царем Крезом, был сожжен в ночь, когда родился Александр Великий. Когда люди усомнились в могуществе богини — если она действительно обладает такой силой, как она допустила уничтожение своего храма? — стали рассказывать историю о том, что Артемиды в ту ночь не было, поскольку она присутствовала при рождении Александра. Когда Александр сам явился сюда, он предложил помочь выстроить храм заново. Но от его предложения отказались: не годится, чтобы один бог строил храм для другого.

После поворота дороги перед нами показался храм — огромный, возносящийся ввысь, ослепляющий. Внезапность его появления усиливала впечатление, заставляя его казаться еще огромнее. Ясный солнечный свет делал его белизну ослепительной, и белокаменная громада сияла, словно неистовая луна. Все замерли в изумлении.

— Да, недаром о нем повсюду говорят, — пробормотала я и взяла Антония за руку: когда мы смотрели на возвышенную красоту, нам всегда хотелось коснуться друг друга.

По мере нашего приближения храм увеличился в размерах, пока не создалось впечатление, будто он заполнил собой небосвод. Я читала, что эти стройные изящные колонны, числом более сотни, имели высоту в тридцать шесть локтей, а по ширине и длине этот храм сопоставим с нашим гигантским Гимнасионом. Но читать и знать — одно, а видеть — совсем другое.

Уже вблизи, при погружении в обволакивающую атмосферу храма, меня посетила мимолетная мысль: какой суровой госпожой является красота, каких жертв требует она от своих поклонников. Но мы все равно стремимся к красоте, хотим обладать ею и служить ей с той же страстью, с какой стремимся к еде или землям. Именно красота Елены Троянской привела к Троянской войне. Сама Елена говорила очень мало — так же мало, как статуя в храме, к которой мы приблизились. Красота говорит сама за себя и не нуждается в словесных дополнениях.

Храм стоял на трех платформах, как бы на вершине гигантской пирамиды из трех ступеней, и нижняя была выше человеческого роста. Длина храмового фасада не уступала длине основания пирамиды Хеопса, и вес этого сооружения, должно быть, не поддавался измерению.

— Подумать только, эта махина возведена на болоте! — воскликнул Антоний. — И не погрузилась в него. Пока.

Да, я знала, что Феодор, решивший подобную проблему с храмом Геры на Самосе, заложил в болото в качестве основания чередующиеся слои шкур и угля. Но как подобный субстрат способен выдерживать столь чудовищную тяжесть?

Подойдя поближе, мы выяснили, что храм, как очень многие прекрасные вещи, имеет весьма непривлекательное обрамление. Речь, конечно, шла не о раскинувшемся по соседству море, а о тех людях, что во множестве находили убежище в храме и на прилегающей территории. Беглые рабы, политические смутьяны и скрывающиеся от правосудия преступники жили здесь годами, пользуясь правом священного убежища. Они приставали к паломникам, выпрашивая деньги.

— Я покажу тебе богиню! — крикнул один, ухватившись за мое платье. — Я все о ней знаю! Она старая, очень старая!

— За такое я, пожалуй, могу заплатить, — сказал со смешком Антоний. — Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю.

— Да, господин, это я могу… — Он порылся в складках своей мантии и извлек серебряную статуэтку. — Вот подобие богини. Оно из чистого серебра, клянусь. Потрогай, и сам увидишь!

Антоний отстранил его, но натолкнулся на другого: они вырастали прямо из земли, как воины из посеянных зубов дракона.

— Да, господин, эта Артемида из чистого серебра, ее изготовил мой сын, он учился на Родосе, да…

— Убирайся прочь, — ответил ему Антоний и обернулся ко мне: — Подумать только, когда-то здесь находили пристанище легендарные амазонки и философ Гераклит! А потом жители Эфеса протянули веревку отсюда до своего акрополя, чтобы расширить территорию святилища, и превратили в него чуть ли не весь город. В итоге получили стократное умножение человеческих отбросов.

Совсем рядом с храмом к продавцам статуэток и попрошайкам присоединились орды кастрированных жрецов. Они служили Артемиде вместе с другими жрецами, торгующими кусками жертвенного мяса, и знаменитыми храмовыми блудницами: те провозглашали, что дают мужчинам возможность почтить богиню телесно. Официальные служительницы — девственные жрицы — игнорировали их, проходя сквозь толпу блудниц с таким видом, будто тех не существовало вовсе.

Именно здесь и нашла прибежище Арсиноя, укрывшись за одеянием и должностью верховной жрицы. Но ее вытащили оттуда по приказу Антония. Интересно, задумалась я, испугал ли кого-то вид римских солдат, проникших в святилище? Или им тоже предложили купить статуэтки Артемиды?

Но Антоний был не единственным, кто нарушил неприкосновенность святилища: великий Александр тоже предал смерти троих преступников.

Мы прошли сквозь густой лес колонн, установленных перед храмом так же плотно, как в Фивах, где из-за этого даже терялось ощущение пребывания в храме. Говорили, что их пришлось ставить с такой частотой, чтобы опоры выдержали чудовищный вес каменных балок кровли, и что зодчий, подавленный грандиозностью своей задачи, на каком-то этапе строительства подумывал о самоубийстве. Но Артемида (а кто же еще?) помогла поднять колоссальную крышу на опоры.

Основания колонн украшали изысканные резные изображения героев, нимф и животных.

Внутри храма царила глубокая прохлада и тишина. В середине находился открытый сверху внутренний двор, а далее, в темных альковах здания, начиналось царство богини, окруженной мерцающими светильниками и цветами.

Она не была гигантской, как я могла предположить, судя по масштабам храма, но все же выше обычного человеческого роста. Ваятель не стремился, как это принято в эллинской традиции, передать пластику телесного движения: эта статуя скорее напоминала застывшие в торжественной неподвижности скульптурные изображения богов Египта. И тело ее не было телом обычной женщины: прямое, не гибкое, подобное мумии, с дюжиной набухших грудей. Ниже бедер тело прикрывало одеяние, покрытое изображениями львов и грифонов. Ее лицо, бесстрастное и властное, смотрело прямо перед собой, и ничто в ней не намекало на любовь или нежность — удивительно для богини-матери. Голову покрывал храмовый убор, похожий на свернутое полотенце. Она выглядела таинственной и древней, она внушала беспокойство.

Неожиданно я прочувствовала то, чего так опасались в Риме, — силу Востока. Там боялись не современных армий, но древних первобытных богов и стоявших за ними людей — тайных сил, которые еще только предстояло по-настоящему укротить. Артемида с нечеловеческим телом, ее жрецы-кастраты, ее корни, терявшиеся в глубине веков, ее плодородное, но мрачное и требовательное могущество — все это внушало страх.

— Мне она не нравится, — прошептала я Антонию.

Вид ее наводил на мысли о тайных ритуалах, о пролитии крови, о дочерях, подвергшихся насилию, об оскопленных сыновьях — и все это ради того, чтобы удовлетворить ее. Она была ненасытна, как земля, ибо земля никогда не насытится нашими телами. Даже когда она питает и поддерживает нас, ей ведомо, что в итоге она все поглотит. Эта богиня — суровая пожирательница тел и душ.