Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Цезарь, я просто говорю тебе то, что я видел.
— Ты неизлечимый дурак, Антоний. Ведь есть другие способы, — сказал Цезарь, резко повернулся и сошел вниз с наблюдательной вышки.
— Защищайся, мерзавец! — крикнул Долабелла, вставая в стойку.
— Ликторы, уймите его! — гаркнул Антоний, следуя за Цезарем.
Сияющий Цицерон подошел с важным видом.
— Это было глупо, Марк Антоний, — произнес он. — Ты действовал незаконно. Ты должен был наблюдать за небом как консул, а не как авгур. Авгуру необходимо официальное поручение наблюдать за небом, а консулу — нет.
— Благодарю тебя, Цицерон, за то, что ты подсказал Антонию правильный способ, как помешать будущим выборам! — огрызнулся Цезарь. — Но я бы напомнил тебе, что Публий Клодий ввел закон, по которому консулам тоже требуется официальное поручение следить за небом. Прежде чем ты приступишь к выполнению обязанностей понтифика, просмотри законы, принятые, пока ты был в ссылке.
Цицерон фыркнул и пошел прочь, смертельно оскорбленный.
— Я сомневаюсь, Антоний, что у тебя хватит наглости помешать назначению Долабеллы консулом-суффектом.
— Нет, этого я делать не буду, — ответил Антоний. — Как консул-суффект он не может мною командовать.
— Антоний, Антоний, законы ты знаешь так же плохо, как арифметику! Конечно может, если замещает старшего консула. Почему, ты думаешь, я постарался назначить консула-суффекта даже на несколько часов, когда старший консул Фабий Максим умер в последний день прошлого года? Закон — не только то, что записано на таблицах, но и то, что основано на прецедентах. И я создал такой прецедент чуть больше месяца назад. Ни ты, ни другие не протестовали. Ты думаешь, что сумел меня перехитрить, но я, как и всегда, на шаг тебя опережаю.
Цезарь ласково улыбнулся и отошел к Луцию Цезарю, испепелявшему Антония взглядом.
— Что нам делать с моим племянником? — в отчаянии вопросил Луций.
— В мое отсутствие? Не спускай с него глаз. Фактически его можно окоротить, если подумать. После сегодняшнего безобразия антипатия Долабеллы к нему вряд ли уменьшится. Кальвин — мой заместитель. Казна полностью в руках Бальба-старшего и Оппия. Да, Антоний не разгуляется.
Антоний пошел домой, разгневанный, отлично понимая, что ему хорошо заткнули рот. Это несправедливо, несправедливо! Хитрый старый лис был мастером трюков и в политике, и в законах, да мало ли в чем еще. Скоро от всех сенаторов до последнего потребуют смертельной клятвы соблюдать все законы и указы Цезаря в его отсутствие. И это проведут под открытым небом у храма Семона, древнего бога земледелия. Как великий понтифик, старик знает о таких приемах, как камень в руке, чтобы сделать клятву недействительной. Цезарь слишком давно в политике, чтобы его можно было в чем-то обмануть. Его нельзя обмануть.
«Требоний. Мне нужно поговорить с Гаем Требонием. Там, где никто нам не помешает».
Он встретился с ним после собрания сената, на котором Долабелла был назначен консулом-суффектом. Суффект, но старший.
— Мой конь прибыл из Испании. Хочешь прогуляться на Овечье поле посмотреть его? — весело спросил Антоний.
— Конечно, — ответил Требоний.
— Когда?
— Лучше всего сегодня.
— А где Децим Брут?
— Составляет компанию Гаю Кассию.
— Странная дружба.
— Но не в эти дни.
Они молча дошли до Капенских ворот, направляясь туда, где располагались конюшни и скотобойни.
День был холодный, дул резкий ветер. В пределах Сервиевой стены этого не ощущалось, но за воротами у них застучали зубы.
— Вот славная небольшая таверна, — сказал Антоний. — Милосердие может и подождать. Мне нужно выпить вина и согреться.
— Милосердие?
— Мой новый общественный конь. В конце концов, я — flamen нового культа Милосердия Цезаря, Требоний.
— Как он рассердился, когда мы ему преподнесли те серебряные таблицы!
— Не напоминай. Он еще в детстве, когда мы впервые увиделись, так надавал мне по заднице, что я целый рыночный интервал не мог сесть.
Несколько завсегдатаев таверны, открыв рты, смотрели на вновь прибывших. Никогда за всю историю существования этого заведения в его дверь не входили люди в тогах с пурпурной каймой. Хозяин кинулся провожать их к лучшему столику, прогнав трех торговцев, которые слишком перепугались, чтобы возражать. Потом побежал за амфорой своего лучшего вина, поставил перед ними тарелки с маринованным луком и отборными оливками.
— Здесь мы будем в безопасности, эти люди говорят только на латыни, — сказал Требоний по-гречески. Он попробовал вино, удивился и одобрительно махнул рукой сияющему хозяину. — Что тебя беспокоит, Антоний?
— Твой план. Время идет. Как он продвигается?
— В одном смысле хорошо, в другом — не очень. Нас уже двадцать два человека, но у нас нет лидера, который возглавил бы наше дело. И это нас беспокоит. Нет смысла на что-то решаться, если мы не сможем обеспечить себе неприкосновенность. Мы — тираноубийцы, а не просто убийцы, — сказал Требоний, повторяя свое любимое изречение. — Но к нам присоединился Гай Кассий, и он попытается уговорить Марка Брута возглавить нас.
— Edepol! — воскликнул Антоний. — Это было бы великолепно!
— Я не очень-то в это верю.
— А как насчет некоторых дополнительных гарантий, если вы не найдете себе главаря? — спросил Антоний, снимая верхние слои с луковицы.
— Гарантий? — насторожился Требоний.
— Не забывай, я ведь консул. И не думай, что Долабелла будет проблемой, потому что я этого не допущу. Если тот, кого мы знаем, умрет, он ляжет, перевернется и покажет мне брюхо. Я предлагаю устранить для вас трудности. Ко мне прислушиваются и сенат, и народ. Мой брат Гай сейчас претор, а брат Луций — плебейский трибун. Я с радостью гарантирую, что никого из участников не будут судить, что никого не лишат должности, провинции, поместий или прав. Не забывай, что я — наследник Цезаря. Я буду контролировать легионы, которые любят меня намного больше, чем Лепида, Кальвина или Долабеллу. Никто не посмеет пойти против меня ни в сенате, ни в собраниях.
Его некрасивое лицо помрачнело.
— Я не такой дурак, как думает Цезарь. Если его убьют, почему не убить и меня? И дядю Луция, и Кальвина, и Педия? Моя жизнь под угрозой. Поэтому я хочу заключить с тобой сделку. С тобой, и только с тобой! Это ты все придумал, и ты будешь держать всех прочих в руках. То, что я говорю тебе, должно остаться между нами, другие этого знать не должны. Ты должен обеспечить мою безопасность, а я сделаю так, что никто из вас не пострадает за убийство.
Взгляд серых глаз стал задумчивым. Требоний сидел и размышлял. Ему сделали предложение, слишком хорошее, чтобы его отвергнуть. Антоний ленивый администратор, не трудоголик, как Цезарь. Он позволит римлянам вернуться к старому образу жизни, если он сможет расхаживать по городу, называя себя Первым человеком в Риме, и если он получит ошеломляющее состояние Цезаря на насущные нужды.