Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что будет, когда он закончит, Йохим не знал, но опасался худшего. Поэтому он скатился с пальца своей госпожи и выкатился прямо на линию, столь тщательно выведенную голубиными лапками.
Сэйстрап узнал кольцо с первого взгляда. Йохим был для него совсем лишним, хоть волшебник и удивился, увидев бестолкового ученика в таком обличье. Впрочем, не стоило хвататься разом за два дела. Если сейчас спутать или прервать заклинание, другого случая может не представиться. С Йохимом он разберется потом, когда добьется своего. И голубь ловко отбросил колечко клювом.
Йохим отлетел за розовый куст. И снова прокрался к дорожке, на сей раз в виде бродячего кота на бархатных лапках. Один прыжок – и голубь забился у него в пасти.
– Брось его, злой зверь!
Леди Джулайя замахнулась на кота. Йохим, не выпуская голубя, увернулся и выбежал на крепостной двор.
Но там оказалось, что в зубах у него не голубок, а пес вдвое больше него ростом, мигом вывернувшийся из кошачьей пасти. Кот, спасаясь, вскочил на бочку и вырастил себе крылья, клюв и когти. Снова ставший соколом, Йохим закружился над исходившей слюной собакой.
Только это была уже не собака, а тварь прямиком из кошмара – чешуйчатая, с кожистыми крыльями посильнее крыльев Йохима и со зловеще заостренным длинным хвостом. Тварь взмыла в небо, нацелившись на сокола.
Может, в простой гонке Йохим ее бы и обогнал. Но он чуял, что Сэйстрап явился в замок не за отлынивающим подмастерьем. Ему нужна была леди Джулайя, а значит, предстоял бой, а не побег.
От чудища било такой сосредоточенной силой, что Йохим ослабел. В колдовстве он был не ровня Сэйстрапу. Отчаянным взмахом крыльев сокол добрался до крыши башни леди Джулайи и покатился по крутому скату, снова став человеком. А над ним кружил грифон, с удовольствием предвкушая смерть ученика на каменных плитах внизу.
Йохим все силы вложил в одну последнюю мысль.
Он упал с башни серым камешком. Таким маленьким и темным, что ускользнул от взгляда Сэйстрапа. Ударившись о мостовую, камешек закатился в трещину.
Между тем Сэйстрап задумал обратить поражение в победу. Он спикировал к земле и схватил Джулайю, чтобы унести ее из замка. Камешек выкатился из трещины и встал на ноги человеком. Йохим с голыми руками бросился на чудовище. Слова у него в этот раз вышли громкими и ясными, так что встречное заклятие вернуло Сэйстрапа к истинному облику. Йохим кинулся на колдуна и свалил его наземь, одной рукой зажимая ему рот, чтобы он не выговорил новых заклятий.
Тут-то и подскакал гонец в окружении тех, кто не побоялся (с безопасного расстояния) наблюдать за борьбой колдунов.
Лорд Танхефф из дверей главного зала, куда он затащил свою дочь, выкрикнул приказ. Гонец опрокинул на драчунов привезенную с собой коробочку (обошлась в один рубин и два топаза средней величины). Полыхнула молния, прогремел гром. Йохим вывалился из клуба дыма, шаря перед собой руками, как слепой. В другую сторону шмыгнул жирный черный паук, тут же склеванный петухом.
Замковая стража, обрадовавшись, что можно отыграться за весь переполох на более или менее обычном человеке, схватила Йохима. Но леди Джулайя властно приказала:
– Оставьте его в покое! Это он заступился за меня перед чудовищем. Пусть скажет, кто он такой.
«Пусть скажет… – с отчаянием повторил про себя Йохим. – Но я же не умею». Он взглянул на госпожу и понял, что должен хотя бы попытаться. Он еще водил языком по губам, когда она ободряюще попросила:
– Прежде всего, назови себя.
– Йохим, – кое-как выдавил он.
– Ты волшебник?
Он покачал головой:
– Совсем чуточку, госпожа моя.
Ему так хотелось открыться ей, что парень забыл о своем косноязычии, да и обо всем прочем, кроме истории, которую ему так хотелось рассказать. Она вылилась из него потоком слов, вполне разборчивых.
Когда он закончил рассказ, леди, захлопав в ладоши, вскричала:
– Прекрасная, героическая повесть. За такой подвиг объявляю тебя равным себе. Волшебник ты или половина, треть или четверть волшебника, Йохим, но мне хотелось бы познакомиться с тобой поближе.
Он робко улыбнулся. Волшебник из него, пожалуй, не вышел, но заслужившему похвалу леди Джулайи было чем гордиться. На сей раз удача ему улыбнулась. Но если он и дальше станет путаться с колдовством, может ведь и отвернуться.
Он сделал мудрый выбор – не последний из множества, предстоящих ему в будущем. В этот час Йохим твердо встал на путь к успеху и пошел по нему, не оступаясь и не сворачивая.
А вот петух измучился от боли в животе и выплюнул склеванного паука. Никто не знает, сильно ли повредила тому эта встреча с насмешливой судьбой, потому что Сэйстрап с тех пор куда-то пропал.
– Мясо для Кроби! Мясо для Кроби!
Та, что звалась прежде леди Тра, а теперь стала потемневшим скелетом, словно обглоданным стервятниками, в ответ хрипло зашипела и вонзила кулак в грязь у подножия лесного дерева на краю опушки. Острый камень врезался ей в ладонь. Она обрадовалась боли, заставив себя смотреть вниз, на долину, где мужчина, скорчившись, уходил навстречу смертному покою.
Ринард – застенчивый, немногословный, крепкий, если не умом, так телом, – один из горстки бойцов, вырвавшихся из захваченного Ланфорта и прикрывавших ей спину. Теперь он, последний из них, пал от рук надменных жестоких северян, которым ни к чему были новые беженцы – соперники в местных войнах и разбое. Она осталась совсем одна.
Бегущая черная гончая на кроваво-красном поле – она запомнит этот герб. О, да, она сохранит его в памяти, и однажды… Рука крепко стиснула камень, принимая боль как скрепление клятвы, хотя на исполнение ее было немного надежды.
Спасение ей сулил один только лес. От открытых полей ее отрезали. Лес был густой, темный, да еще тучи собирались к грозе. Она встала, поудобнее пристроила пояс с мечом и встряхнулась, поправляя заплечный мешок.
По слухам, и в этой угрюмой темной чаще кто-то жил. Но о таких лесных жителях мало кто отзывался по-доброму. Впрочем, она видела больше зла от людей, пропахших огнем и кровью, а сумрак за опушкой обещал укрытие.
Еще она слышала, что люди чураются этого леса. Вот и хорошо. В душе она и себя чувствовала чужой своему роду, а из всех зверей больше всего боялась человека.
Ее лицо в тени обшитой металлическими колечками шапки заострилось, о чистом белье она давно забыла, мир ее был жестоким миром. Однако под ноги легла тропа – узкая полоска, отмеченная кое-где отпечатками копыт и лап, но без следа сапог.