2 апреля Банк Франции потребовал объявить заем в размере 50 миллионов франков и произвести новую эмиссию банковских билетов. Бальзак понял, что разорен. Запершись в особняке Божон, он питался хлебом, сыром и салатом.

Нервное расстройство отразилось на зрении. У него то мелькали в глазах черные мушки, то все предметы двоились. «Слепота означала бы смерть». Наккар лечил его, накладывая нарывные пластыри на уши. Мать заменила этот «щадящий бальзам» на кровопускание из височной вены. После одного дня лечения он вслепую принялся писать письма. Барышни Сюрвиль, его племянницы, выполняли для него секретарскую работу.

В субботу 3 июня, опасаясь нового всплеска революционной активности в Париже, Бальзак уехал в Саше. Беспорядки на парижских улицах и политика отравляли ему жизнь. Посвятить себя государственным делам означало бы предать забвению личную жизнь, превратиться в управляющего непредсказуемым обществом. В Саше он вновь почувствовал умиротворяющую власть работы. Ему следовало бы написать «Мелких буржуа», но он «уподобился ленивой лошади, которая перешла на шаг». На этот раз лошадь сбила себе ноги.

Теперь нервная болезнь коснулась сердца. Он захотел повторить знаменитую прогулку из Саше в Тур, описанную в романе «Лилия долины». Но «я более не могу ни подняться даже на незначительную высоту, ни быстро шагать».

Находясь в Туре, Бальзак узнал об июньских событиях. Говорили о 25 тысячах погибших. Две тысячи восставших были ранены и 1500 убиты. Национальная гвардия понесла значительные потери.

Перед своими хозяевами Бальзак любезно шутил. Он радовался, что остался в Саше. В Париже он был бы мобилизован и встретил бы смерть на баррикадах: «Мое тело послужило бы хорошей мишенью для восставших».

Бальзак покинул Саше 6 июля. В Париж он приехал 8-го и присутствовал на отпевании Шатобриана в церкви Иностранных Миссий, а затем на его торжественных похоронах в Сен-Мало. Церемония в Париже показалась ему «холодной и равнодушной».

15 сентября Бальзак написал в Академию письмо, где предложил свою кандидатуру на освободившееся место Шатобриана. В январе 1849 года на это место будет избран в первом же туре герцог де Ноай, получив 25 голосов академиков. Бальзак наберет четыре голоса. За него проголосуют Гюго, Ампи, Полжервиль и Ламартин.

20 июля Исторический театр возобновил постановку его пьесы «Мачеха». На премьере 25 мая имя Бальзака было встречено овацией. «Это его первый успех в театре», — писал Жюль Жанен. Теофиль Готье приветствовал драматического автора-новатора. И в самом деле, Бальзак стоял у истоков натуралистического направления в театре. Вот слова Готье: «Дельцы безмерно и всегда с выгодой для себя опустошали богатую сокровищницу господина де Бальзака. Так почему же этот прославленный писатель, человек, создавший после Мольера бесчисленное множество различных типажей, не разрабатывает самостоятельно золотую жилу, которой владеет?.. Если что-либо и может предотвратить досадное влияние, довлеющее ныне на театр, так это совокупность попыток, подобных тем, которые столь успешно предпринял господин де Бальзак и которые, как мы надеемся, выльются в огромные сборы. За два месяца театр состарился на 50 лет: используемые по сей день старые формы не в состоянии более соответствовать новому образу правления. Требуются новшества, а в мире не существует ничего более нового, нежели правда».

На втором майском представлении зал был заполнен лишь на треть.

Когда 26 июля «Мачеха» вновь пошла на сцене, она совсем не имела успеха. 11 августа пришлось снять пьесу с репертуара.

Неутомимый Бальзак написал еще одну пьесу, «Делец», и предложил ее «Комеди Франсез». Вначале пьесу приняли на ура. Но тут оказалось, что Бальзак ее не дописал, и содержание пятого акта он пересказал на собрании труппы. 14 декабря ему было предложено дописать пьесу, которую в противном случае театр отказался принимать.

20 августа 1848 года Бальзак все еще торопился «покинуть эту кузницу мятежей, этот рассадник монтаньяров», как он называл Париж. Он получил письмо от графа Орлова, шефа жандармов России и дипломатического советника царя: «Нашим представителям за границей были отданы указания не чинить никаких препятствий вашему въезду в Россию, поскольку вы предполагаете совершить путешествие, имеющее сугубо научные цели».

В письме, подписанном графом Уваровым, министром народного просвещения, тот от имени царя приглашал Бальзака «приобщиться к полнейшей безопасности, существующей в России. Вы увидите, что потрясения, выпавшие на долю Европы, ни на минуту не нарушили размеренного и мирного движения вперед, свидетелем которого вы были год тому назад…»

Это письмо оказалось настоящим подарком судьбы, ведь русское посольство в Париже упорно отказывалось выдать Бальзаку визу. Теперь ему сообщили, что его документы будут готовы 30 августа.

Оставалось лишь урегулировать вопрос с Евой Ганской. Она по-прежнему не изъявляла желания видеть его.

Бальзак сообщил о своем приезде Анне. Ева сказалась больной. Она «погрязла в клевете». Для того чтобы вернуть ее расположение к себе, Бальзак принялся ласково увещевать: «Муравушка госпожи Ганской готовится стать гнездышком для всех богатств африканского ткачика».

Роже Пьерро датирует отъезд Бальзака 19 сентября. Через 24 часа Бальзак прибыл в Кёльн. Оттуда, три дня спустя, поезд доставил его в Краков. 3 октября он добрался до Верховни.

21 августа 1848 года он писал: «Пусть Европа делает все что ей заблагорассудится. Отныне я всего лишь частица имения Верховни».

В Париже госпожа Бернар-Франсуа де Бальзак согласилась посторожить особняк на улице Фортюне. Она поселилась там с двумя слугами. Отставной военный Франсуа Минх был нанят, чтобы защищать особняк от бунтовщиков и грабителей, наводнивших улицы. А служанка Занелла только и умела, что мыть полы.

Бальзак доверил свое творчество Лоран-Жану, дав ему полномочия блюсти свои литературные и театральные интересы. «В Верховне я буду писать пьесы так же хорошо, как и здесь».

Если верить подсчетам Бальзака, обставленный и отделанный дом, превратившийся в настоящее чудо, обошелся ему в 325 тысяч франков. Причем в счет этой суммы Бальзак еще должен был заплатить 96 тысяч франков, не говоря уже о долге в 50 тысяч за прочие расходы. Бальзак не хотел в этом признаваться, но он не был готов слишком утруждать себя и рассчитывал на великодушие госпожи Ганской.

Гнездышко было готово, не хватало только птиц.

Путешествие из Парижа в Верховню прошло хорошо. Бальзак купил дорогие фраки и халаты, которые Бюиссон отделал мехом. Правда, чемодан, отправленный по почте, прибыл только в декабре.

В течение всех 19 месяцев, что Бальзак провел в Верховне, он настолько тяжело болел, что совершенно не мог работать. Он лишь с трудом писал самые необходимые письма. Он продолжал непреклонно верить в методы лечения доктора Кноте, который внимательно осматривал его, щупал пульс, а затем подбирал соответствующие порошки. В глубине души Бальзак, всегда трезво смотревший на неизбежность конца, смеялся над этими лекарствами. Он испытывал чрезмерную усталость, на душе у него скребли кошки, он изнемогал от мучительных головных болей и едва держался на ногах.