Бальзак, словно рыцарь, уехал лишь затем, чтобы освободить свою даму сердца, «отвести беду, которую в России могут вызвать россказни госпожи де Брюньоль».

Наш путешественник, покинувший Париж в воскресенье 5 сентября 1847 года, взял с собой самую невзрачную одежду, чтобы остаться незамеченным. Что касается еды, то он ни в чем не испытывал недостатка: он наполнил корзину морскими сухарями, теми самыми, что рыбаки берут с собой в дальнее плавание, а также прихватил копченый язык, сахар и бутылку анисовки.

Как только Бальзак удалялся от Луизы или Евы, от судебных повесток, судебных актов с предупреждением, от романов, печатавшихся в ежедневных газетах, он сразу же становился беспомощным. Впрочем, по счастливой случайности, он сел именно на тот поезд, которым ехали две весьма известные светские дамы: жена графа Павла Киселева, урожденная Потоцкая, а следовательно, приходившаяся родственницей Еве Ганской и невесткой русскому поверенному в делах в Париже, и графиня Ольга Нарышкина, сестра госпожи Киселевой. Благодаря своим попутчицам Бальзак без затруднений пересек немецкую границу.

Прибыв в Брюссель, он пересел на поезд, следовавший по маршруту Брюссель — Кёльн. Из Кёльна на дилижансе добрался до Ганновера, затем сел в карету экстренной почты, ехавшей со скоростью французских дилижансов. Что значит скорость! Лишь бы ему успеть в Ганновере на железнодорожно-шоссейную перевозку, которая на следующий день доставит его в Берлин. Еще один день — и он уже был в Бреслау, где его взял под свое покровительство брат русского консула в Кракове, адъютант губернатора Вильно. Бальзак вручил ему рекомендательное письмо от доктора Рота, медика австрийского посольства. Из Бреслау в Краков ходил локомотив на дровяной тяге. После Глайзевица локомотив останавливался на границе. Путешественника, который вот уже пять дней жил, окутанный паровозным дымом, и изнемогал от тряски в дилижансах, вывели из себя таможенные формальности и необходимость замены головного состава. В Кракове Бальзак сел на венский курьерский поезд и пересек Галицию. В прошлом году австрийцы, подавляя вспыхнувший мятеж, перебили более ста тысяч человек. Край опустел. «Галиция, — писал Бальзак, — взывает о милости всеми своими костями».

В Бродах потребовалось вмешательство русского консула, чтобы получить пропуск в Радзивилов. Имя Бальзака производило магическое действие. Вся Европа считала его самым знаменитым из всех живущих писателей, поскольку в Австрии и в России он избежал цензуры, которая наложила запрет на множество иностранных книг, а бельгийские издатели, укравшие его произведения, хоть и лишили Бальзака авторских прав, обеспечили ему широкую известность. В Радзивилове ему был оказан триумфальный прием.

После Радзивилова Бальзака всюду встречали как знатного вельможу. Генерал Павел Хакель, директор таможенной службы, дал в честь Бальзака обед, достойный официального приема. Представители местной власти пришли засвидетельствовать ему свое почтение в салон госпожи Хакель. А затем, сев в кибитку с колокольчиками, он отправился в Дубно. В Дубно он наконец смог лечь в постель. Вот уже девять дней, как он колесил по вокзалам и мчался на почтовых лошадях. Теперь он готовился пуститься в тридцатичасовое путешествие через всю Украину. Перед его глазами предстал «великолепный Бос[55] протяженностью в 60 лье, настоящий европейский Бос. По дороге я встречал группы крестьян и крестьянок, идущих на работу или возвращающихся с работы. Они были веселы и распевали песни»[56].

13 сентября на закате солнца Бальзак прибыл в Верховню, которая походила «на своего рода Лувр, греческий храм, золотистый от лучей заходящего солнца и возвышавшийся над равниной».

Атала, Зеферина и Грингале, увидев его, были поражены. Письмо, в котором он сообщал им о своем приезде, пришло лишь через десять дней.

В Верховне Бальзак быстро понял, почему огромные земельные угодья Евы Ганской не обеспечивали ей материального благополучия. Пожар уничтожил постройки и значительную часть урожая. А следующий год, возможно, выдастся ненастным. Собранный в этот год урожай был до того обилен, что его невозможно было обмолоть из-за нехватки рабочих рук. В тот день, когда в России появятся механизмы, она станет «властительницей европейского рынка сельскохозяйственной продукции». Оба брата Мнишек, Георг и Андре, владели 20 тысячами арпанов лесов, или 60 тысячами дубов. Эта древесина могла пойти на изготовление железнодорожных шпал, в которых Западная Европа испытывала острый недостаток. Бальзак, превратившийся во время своего путешествия в предпринимателя, торопил сестру. Она непременно должна поговорить об этом с Сюрвилем, а тот пусть подсчитает себестоимость. Единственное, о чем Бальзак не подумал — о транспортных расходах. Кубический метр древесины, перевезенный во Францию с Украины, стоил астрономически дорого. Пришлось отказаться от этой затеи.

Бальзак устроился в Верховне так, словно жил здесь всю жизнь. Оранжевые цвета осеннего неба, раскинувшегося над бескрайними просторами, создавали у смертельно уставшего писателя иллюзию, что его прежняя жизнь уходит в небытие и начинается новая, совсем иная умиротворенная жизнь.

Замок в Верховне напоминал ему замок Тюндер-ден-Тронк из «Кандида», самый красивый замок в Вестфалии, «большую залу которого украшали гобелены». В Верховне вместо этого стены были увешаны зеркалами с облезлой амальгамой, в которых отражались терявшиеся за горизонтом хлеба. По вечерам мрак рассеивался светом масляных ламп. Как только наступали первые холода, начинали топить печь соломой.

Замок был расположен в такой глуши, что существовала насущная потребность содержать на месте всю обслугу: поваров, кондитеров, обойщиков, портных, сапожников, ткачей.

Ева Ганская разместила Бальзака во флигеле. В его распоряжении находились три комнаты: спальня, салон и кабинет. К Бальзаку был приставлен мужик, который падал на колени всякий раз, когда барин входил в комнату или просто вставал.

В Верховне Бальзак написал роман «Мадам де Ла Шантери», который войдет в «Изнанку современной истории». Это превосходное произведение имеет нравоучительный контекст.

Годфруа, молодого человека, попавшего, как и Рафаэль де Валантен, в отчаянное положение, от самоубийства спас не демонический антиквар. Ему на помощь пришла святая женщина, баронесса де Ла Шантери. Она — душа тайной организации, куда входят очень богатые люди, помогающие бедным, чьи человеческие качества они ценят очень высоко.

Кредо этого ордена, напоминающего основанный в 1810 году орден Рыцарей Веры в «Подражании Иисусу Христу». Годфруа читает эту книгу или, вернее, впитывает ее в себя, как это сделал Бальзак, когда Ева Ганская прислала ему «Подражание» в числе своих первых подарков. Общество, сплотившееся вокруг баронессы де Ла Шантери, не оставит Годфруа в беде и займется его образованием. Это общество будет приходить ему на помощь на протяжении всей его жизни, и тогда, когда он станет префектом, а затем полковником, генеральным откупщиком, депутатом, академиком, епископом, пэром Франции. Орден охотно привлекает к ведению дел молодую кровь, без которой не может существовать великая держава. У всех новообращенных есть время для обучения, а ведь для Бальзака время — самая большая роскошь на свете, ибо он всегда жил второпях. Все неофиты преисполнены решимости проявить в учении, а затем и в работе дух милосердия. «Высокие должности следует отдавать верующим людям, — пишет Бальзак, — поскольку только религия способна заставить народ принять как должное страдания и бесконечный пожизненный труд».