– Да, капитан, я понимаю французский.

– Что вы от нас хотите?

– Поднять вашу лодку на борт.

– Нет, это очень опасно. Я не хочу, чтобы вы разбили мое судно.

– Это военный сторожевой корабль. Вы должны подчиниться.

– А мне плевать – мы не воюем.

– А вы разве не с торпедированного судна?

– Нет, мы бежим с французской bagne.

– С какой bagne, что вы хотите сказать словом bagne?

– Тюрьма, исправительная колония, каторга. Convict по-английски, hard labour.

– Ах так! Да-да, я понял. Кайенна?

– Да, Кайенна.

– Куда идете?

– Британский Гондурас.

– Это невозможно. Следуйте западным курсом в Джорджтаун. Вы должны повиноваться – это приказ.

– О’кей.

Я велел Квик-Квику поднять паруса, и мы взяли направление, указанное с военного корабля.

Сзади послышался шум мотора. Шлюпка, спущенная с корабля, вскоре настигла нашу лодку. На носу стоял матрос с закинутым через плечо карабином. Шлюпка подошла к нам справа почти впритык, не останавливаясь и не требуя, чтобы мы остановились. Матрос спрыгнул к нам в лодку. Шлюпка отвалила и пошла к эсминцу.

– Good afternoon! (Добрый день!) – сказал матрос.

Он приблизился ко мне, сел рядом и, положив руку на руль, направил лодку южнее, чего не сделал я. Теперь за управление лодкой отвечает матрос, а мне остается только смотреть, как он это делает. Матрос знает свое дело – получается толково. Но я продолжаю сидеть рядом. Мало ли что.

– Сигареты?

Он достал три пачки английских сигарет и раздал каждому из нас.

– Клянусь, – заметил Квик-Квик, – сигареты ему вручили перед спуском шлюпки, иначе зачем ему таскать три пачки с собой.

Сообразительность Квик-Квика меня рассмешила. Теперь все мое внимание приковано к английскому моряку, который знает свое дело и управляет лодкой лучше меня. Предаюсь досужим размышлениям. Побег удался на славу. На сей раз я действительно свободный человек. Свободный. Теплый комок подступил к горлу, на глаза навернулись слезы. Да, я действительно свободен, ибо в военное время ни одна страна не выдает беглых.

Чувство безопасности, радость победы в сражении со сточной канавой настолько захватили меня, что ни о чем другом думать не хотелось. Наконец-то ты победил, Папийон! К концу девятого года ты стал победителем! Слава Тебе, Господи! Может быть, Ты мог для меня сделать это и раньше, но Твои пути неисповедимы, и грех жаловаться. С Твоей помощью я еще молод, здоров и свободен.

Девять лет каторги плюс два года тюрьмы во Франции, итого – одиннадцать лет. Мои размышления прервал жест матроса. Он показал рукой и сказал:

– Земля.

В четыре часа дня мы миновали потушенный маяк и вошли в устье огромной реки Демерара. Снова появилась корабельная шлюпка. Матрос уступил мне руль, а сам перебрался в нос лодки. Он принял конец брошенного ему каната и закрепил его на передней банке. Сам же спустил паруса, и моторная шлюпка плавно протащила нас на буксире вверх по желтым водам реки. Прошли двадцать километров, а сзади, в ста метрах от нас, следовал эсминец. За поворотом нашему взору открылся большой город.

– Джорджтаун! – крикнул английский моряк.

Именно так, следуя на буксире за шлюпкой, мы и вошли в столицу Британской Гвианы. У причалов скопилось много гражданских судов, сторожевых катеров и военных кораблей. Вдоль реки рассредоточены башенные орудия. Мощный арсенал вооружений представлен как на земле, так и на морских боевых объектах.

Война есть война. Уже два года, как она грохочет, а у меня никаких ощущений. Джорджтаун, столица Британской Гвианы, – важный порт на реке Демерара, занят войной на все сто процентов. Смешное и вместе с тем дикое впечатление производит этот город, вставший под ружье. Едва мы коснулись морского причала, как сопровождавший нас корабль мягко пришвартовался рядом. Квик-Квик с чушкой, Ван Хуэ с небольшим узелком в руке и я, как есть пустой, поднялись на пристань. Ни одного гражданского лица – одни солдаты и матросы. Прибыл офицер, которого я тут же узнал: это он разговаривал со мной по-французски с корабельного мостика. Офицер вежливо протянул мне руку и произнес:

– Вы здоровы?

– Да, капитан.

– Прекрасно. И все же придется пройти в санчасть, где вам сделают некоторые прививки. Вам и вашим друзьям.

В полдень после вакцинации нас препроводили в главное полицейское управление города, своего рода гигантский комиссариат. Сотни полицейских сновали по всему зданию туда и обратно. Нас немедленно принял в своем кабинете шеф полиции Джорджтауна – первое должностное лицо, отвечающее за порядок и спокойствие важного порта. Он сидел в окружении английских офицеров, одетых в безупречно чистые рубашки и шорты цвета хаки. На ногах белые гольфы. Полковник жестом пригласил нас сесть напротив и заговорил на прекрасном французском:

– Откуда вы шли, когда вас перехватили в море?

– Из Французской Гвианы, с каторги.

– Будьте любезны, укажите точно то место, откуда вы бежали.

– Я – с острова Дьявола. Другие – из лагеря Инини, наполовину политического, близ Куру во Французской Гвиане.

– Ваш приговор?

– Пожизненное заключение за непреднамеренное убийство.

– А у китайцев?

– Пожизненное заключение за непреднамеренное убийство.

– Профессия?

– Электрик.

– А у них?

– Повара.

– Вы за де Голля или Петена?

– Мы ничего не знаем, и нам трудно разобраться. Мы заключенные и хотим начать новую честную жизнь на свободе.

– Вам предоставляется камера, которая не запирается ни днем, ни ночью. Вас освободят, как только проверят ваши показания. Если вы сказали правду, вам нечего бояться. Вы должны понять нас: идет война, и мы вынуждены принимать дополнительные меры предосторожности, излишние в мирное время.

Короче, через неделю нас освободили. Пребывая в гостях у полиции, мы не теряли времени зря, а обзавелись приличной одеждой. И вот в девять утра мы стоим на улице – Квик-Квик, Ван Хуэ и я. Все трое принарядились, каждому выдано удостоверение личности с приклеенной на нем фотографией.

В городе двести пятьдесят тысяч жителей. Он почти весь деревянный и построен в английском стиле; первый этаж – камень и цемент, остальные – из дерева. Улицы и проспекты запружены народом – тут собрались представители всех рас: белые, желтые, черные, индусы, китайцы, английские и американские моряки, скандинавы. Мы идем в этой пестрой толпе, чувствуя легкое опьянение. Радость перехлестывает через край, она переполняет сердце, сияет не только у меня на лице, но и у китайцев. Ее замечают и прохожие, многие смотрят на нас и приветливо улыбаются.