– Прошу прощения за то, что заставил вас ждать, мисс Мур, но мы в последнее время так были загружены.

– Ничего страшного, – искренне сказала Джан, хотя еще две минуты назад злилась на него за эту задержку. Ла Брек выглядел, как бы это сказать, очень настоящим, реальным. Господи, как давно Джан не общалась с людьми, не связанными с кинопроизводством! Ни разу за последние пять месяцев. Даже ее слуга в доме был в прошлом киноактером, оставшимся без работы.

– Итак, – сказал Ла Брек, – почему бы вам коротко не обрисовать ситуацию? – В его интонации было так мало вопросительного, что трудно было понять, что это вопрос. Скорее утверждение.

– Ну что вам сказать, просто мне нужна охрана. Иначе я бы и не стала к вам обращаться. Безопасность здесь, в доме, и где бы я ни была. Я не имею в виду телохранителей или что-нибудь в этом роде. Возможно, я преувеличиваю, но у меня случилось несколько… инцидентов. И еще письма от поклонников. – Джан подразумевала письма от уголовников из тюрьмы, которые больше всего допекали ее. Первое она прочитала с сочувствием и чувством долга перед людьми. Потом другое. Она решила собирать их, пронумеровывая вверху левый угол конверта, где тюрьма ставит вместо марки печать. Некоторые письма были ничего, другие почти непристойными, но хуже всего были пяти-десятистраничные послания, дополненные рисунками или стихами, а то и тем и другим вместе. Многие письма, из тех, что она получала, были грязными, но больше всего ее почему-то пугали письма из тюрем.

– Они выводят меня из себя. Религиозные психи, озорные тинэйджеры… Ну, вы сами прекрасно себе представляете…

Но вместо того чтобы улыбнуться ей, Ла Брек лишь подпер рукой щеку и спросил:

– Вы сохранили их?

Почему-то Джан сначала подумала, что он спрашивает, сохранила ли она этих людей, в религиозном смысле, как спросила бы Шарлин. Потом, несколько туповато, спросила:

– Кого, письма? Нет. Они ужасные. Зачем мне сохранять их?

– Чтобы сохранить себя.

– Сохранить себя от чего? – спросила она, чувствуя, как вместе с испугом в ней появляется раздражение. Господи! Она ждала встречи с этим парнем и потратила драгоценные полдня, чтобы только разувериться в нем. Теперь он что, собирается запугать ее? Это так он хочет охранять ее? Возбудив в ней параноидальный страх перед голливудской толпой? – Вы считаете, что этим делом может заняться полиция?

Ла Брек почесал щеку.

– Боюсь, что нет. Они вмешиваются только тогда, когда что-то случается. До этого дело касается только вас, меня и еще нескольких людей.

– Но это обычные письма придурков. Вы же понимаете.

– Как я могу понимать это, если я их не читал? Возможно, что большинство из них обычные придурки. Но среди них могут попадаться и такие, за которыми скрывается какое-нибудь целенаправленное действие. И мы могли бы заложить их в компьютер для сравнения с теми письмами, которые раньше таили в себе опасность. Очень важно сохранять такие письма.

– Я получаю множество писем от заключенных. Они настораживают меня, – наконец призналась Джан.

– Ну, эти-то ограждены решеткой. Есть другие, которых следует опасаться. Например, этот случай с Ребеккой Шеффер. Или этот снайперский выстрел – помните Генни Логан? Прямо в доме. И преступление до сих пор не раскрыто. Она не была моей клиенткой. – Ла Брек посмотрел по сторонам. – Не обижайтесь, мисс Мур, но вы слишком безрассудно относитесь к своей безопасности. Кто угодно может прийти к вам. И вы не можете воспрепятствовать им в этом, если не захотите их присутствия. – Он на минуту умолк. – Вы владеете этим жильем?

– Нет.

– Это хорошо. Потому что его уже нельзя обезопасить. Тем более здесь, в оживленном месте. Эту часть Голливудских Холмов называют Швейцарскими Альпами. Здесь полно всяких парней. В этом нет ничего страшного, но среди них так много всяких проныр.

– Что же мне делать?

– Вы можете переехать.

– Но я арендовала этот дом!

Джан с трудом привыкла к этому жилью, только-только начала чувствовать себя тут дома, к тому же она не могла расторгнуть договор на съем.

– Мисс Мур, мы обсуждаем не что-нибудь, а вопросы жизни и смерти.

Джан посмотрела на него, ожидая, что он улыбнется своим словам. Но он не улыбался.

– Вы слышали о Роберте Бардо?

– Нет.

– Он подошел к двери Ребекки Шеффер и позвонил. Она жила в таком же доме, как этот. Никогда не встречалась с Бардо. Открыла ему дверь. Дала автограф. Она была такая милая, приятная в обращении. Этого было достаточно. Он снова пришел к ней и убил ее.

Джан вздрогнула.

– Я сделаю все, что вы мне скажете.

– Для начала нам потребуется кое-какая информация.

– Какая же?

– Имена друзей, бывших любовников, любых возможных врагов. Профессиональных завистников, бывших и нынешних нанимателей, всякое такое. Адреса всех, с кем вы вступаете во взаимоотношения.

На миг Джан охватила паника. Ей что, придется открыть все свое прошлое и тем самым отказаться от него? Рассказать о Сэме, о Майкле, о Майкле и Шарлин, о Майкле и Лайле? О, Господи Иисусе, ее жизнь становилась невыносимой от всего этого!

– Разумеется, – поспешил предупредить он, – все это будет храниться в полной тайне. Моя организация никогда еще не допускала утечки информации о своих клиентах.

– А сколько все это будет стоить?

– Боюсь, довольно дорого. Я подсчитаю всю сумму. В нее будут входить частные гонорары и месячная плата фирме. За год это составит примерно пятизначную цифру.

Джан изумленно посмотрела на него. Пятизначную цифру?! Допустим, пятьдесят тысяч долларов? За такую сумму она могла бы позаботиться о многих пациентах доктора Мура!

– Вам легче будет принять ее, если вы воспримете эту сумму как необходимую часть деловых расходов, – мягким тоном сказал Ла Брек.

Мягкость его тона в сочетании с блеском обручального кольца, которым он то и дело потирал себе щеку, вызвали у нее слезы. Потому что ей вдруг захотелось, чтобы он погладил ей щеку своей рукой и сказал, что все будет хорошо. Чтобы он успокоил ее.

Вечер Джан провела, собирая в сумку различные вещи и обзванивая гостиницы. Она не знала, что делать. В конце концов, она позвонила Май и переночевала у нее.

Весь следующий день Джан вспоминала вчерашнюю встречу, и разговор с Ла Бреком вертелся у нее в голове, как магнитофонная лента, – какая она беспечная, как ей нужно переехать в другое жилье, сколько будут стоить услуги, как ей нужно следить за своими выходами на люди. Все это так ограничивало ее, так удручало.

И от всего этого становилось еще более одиноко. Джан краснела всякий раз, когда вспоминала, как ей захотелось, чтобы Ла Брек принялся ее утешать. Будто у нее несколько лет не было мужчин. Как будто она дошла да отчаяния. Он, конечно, ни о чем таком не догадался, даже по выражению ее лица, когда она увидела его обручальное кольцо. Во всяком случае, как ей показалось, не догадался.