– Все, что от вас требуется, Шарлин, это просто повторить то, что вы делали в постановке несколько недель назад. Вспомните ту сцену, которую придумал для вас Марти. Вы чинили сломавшийся мотоцикл, и он решил, что хорошо бы вам при этом что-нибудь напевать себе под нос. Вспомнили?

– Конечно, помню, но я ведь вовсе и не пела, а так только – немного подражала Пэтси Клайн.

– Это кажется только тебе, моя девочка, но в тот день публика чуть с ума не сошла, когда услышала твой голосок. Я тогда же решил, что нужно записать пластинку.

Шарлин посмотрела на него с сомнением. Никто ни слова не сказал ей о том, как она пела в тот день. Не лукавил ли мистер Ортис?

– Записать, как я кому-то подражаю? Не знаю, хорошо ли зарабатывать деньги подражанием кому-то.

– Давайте не будет об этом спорить, хорошо, Шарлин? Вы сказали, что просто пели, подражая Пэтси, именно это от вас и требуется. Поверьте мне, Шарлин. У вас отличный собственный голос. Дождитесь, когда можно будет прослушать сегодняшнюю запись, и вы убедитесь, что я прав.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Дин, возбужденный, как мальчик на большой ярмарке.

– Шарлин, клянусь, у них тут столько всякой всячины! Бьюсь об заклад, в Нэшвилле нет ничего подобного. Кертис показал мне все имеющиеся у них цветные телевизоры. На них можно записаться и тут же увидеть свое изображение и услышать свой голос.

Сай посмотрел на Дина и спросил:

– Дин, может Шарлин здесь спеть?

– Спеть? Я думаю, да. Иногда она поет что-нибудь из Лоретты Лин, или Крайстал Гейл, или Пэтси Клайн.

– Вот видите, Шарлин, даже Дин считает, что вы можете спеть.

– Да, но у нее обычно не очень хорошо получается, – сказал Дин.

– Вот видите, даже Дин считает, что я плохо пою. Разве это не доказывает, что я права?

– Это доказывает только то, что у вас есть возможность еще одним путем заработать деньги, Шарлин, – ответил Сай. – А разве вы станете отрицать, что хотите заработать?

– Ладно. О'кей, я готова, – сказала девушка и стала поправлять прическу.

Когда вечером они с Дином вернулись домой, Шарлин была по-настоящему измотана. Целый день она старалась спеть несколько мелодий и видела, как ужасно у нее это выходит. Ей настолько было неловко и стыдно, что не осталось никакого желания еще раз ехать на студию.

И вот, когда она собиралась плюхнуться в постель, зазвонил телефон. Шарлин зарычала. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, даже с Джан. Девушка буквально валилась с ног.

– Шарлин, ты подойдешь? Или мне пойти и спустить всех собак? – спросил Дин.

– Неплохо бы. Но боюсь, это не пустяшный звонок. – Шарлин сняла трубку: – Алло?

– Привет, молодая леди. Как ты там, моя девочка?

– Доуб? – с удивлением воскликнула Шарлин.

– Он самый, милая леди. Доуб Самуэлс, живой и здоровый. Как вы там с Дином? – Голос Доуба звучал приветливо и дружески.

– Доуб! Доуб, не могу поверить! – Шарлин от радости забыла про усталость. – Где ты? Как ты сумел нас найти? С тех пор, как я сообщала тебе последний адрес, мы уже переехали. Этот номер телефона еще нигде не значится.

– Давно пора бы усвоить, милая леди, что у меня есть свои способы.

– Ты можешь приехать?

Доуб с теплом в голосе рассмеялся:

– Только не сейчас. Я в Орегоне.

– Что ты там делаешь? – спросила Шарлин, испытывая страстное желание, чтобы он был в Лос-Анджелесе. Господи, как приятно было слышать его голос!

– Я тут вкалываю, моя сладенькая, и никуда не могу отлучиться. Но, Шарлин, мне нужно попросить тебя об одном одолжении.

Шарлин замешкалась. Как только он сказал это, все добрые чувства отхлынули. Следовало этого ожидать. Так все стало с тех пор, как она начала сниматься на телевидении. Все захотели, чтобы Шарлин оказала им какую-нибудь услугу. И лишь немногие заботились о том, чтобы быть полезными ей. От разочарования девушка пожала плечами. Ну что ж, если она и могла кому-либо оказать услугу, так это Доубу Самуэлсу. Она будет лишь счастлива оказать услугу Доубу. Но не успела Шарлин это промолвить, как Доуб опередил ее:

– Но если ты очень загружена, то ни в коем случае, милая, не думай, что старина Доуб станет надоедать тебе.

– О нет, Доуб, ты не можешь мне надоедать. Я буду счастлива помочь тебе всем, чем могу.

Ах ты, моя девочка! – сказал Доуб теплым голосом. – Тогда вот о чем я хотел бы тебя попросить. Через три недели в пригороде Лос-Анджелеса, в Федеральном доме, состоится аукцион Управления таможни Соединенных Штатов. Мне нужно, чтобы ты отправилась туда и оставила от меня заявку кое на что. Мне нужна заявка на… Запиши, пожалуйста. Заявка на номер 604. Можешь это сделать, Шарлин? Это начнется в девять часов утра и придется немного подождать, покуда дойдет очередь до номера 604, но для меня это очень важно. Само собой, я оплачу все твои расходы, тебе нужно будет поставить пятьдесят долларов, но больше семидесяти пяти не ставь.

Шарлин деловито записала все на листке бумаги. Зачем это Доубу? Какая-нибудь бредовая идея?

– Секундочку, Доуб. А что это такое? Надеюсь, не наркотики?

– Нет, Шарлин, это на все сто процентов законная вещь. У меня кое-какие дела с федеральным правительством, и я вовсе не собираюсь якшаться с какими-нибудь бандюгами в очках с зеркальными стеклами.

– Ясно. Значит, через три недели? Я отправлюсь туда на аукцион и сделаю заявку. Что дальше?

Доуб объяснил ей все подробности купли-продажи на аукционе Управления таможни США. Затем он назвал ей номер телефона, по которому позвонить, когда дело будет сделано.

– Все поняла, детка?

– Конечно, Доуб. Можешь рассчитывать на меня. – Она вздохнула. – Так мы увидимся когда-нибудь?

– Я приеду через месячишко, Шарлин. И мы закатимся куда-нибудь втроем – ты, я и Дин. И ты как следует расскажешь, что это такое – быть богатой голливудской звездой.

– Ах, Доуб, – сказала Шарлин с грустью, – это вовсе не так хорошо, как кажется. Серьезно, я чувствую себя такой замотанной. К собственному ужасу она вдруг расплакалась.

– Ну, ну, ну. Ах ты бедняжка! Я говорил тебе, Шарлин. Не так-то просто быть красивой женщиной, в особенности красивой и богатой. Но, миленькая, прибереги свои слезки. Доуб приедет через месячишко и позаботится о вас обоих.

– Доуб, я так скучаю по тебе, – прошептала Шарлин и осталась неуверенной, услышал ли он эти слова, прежде чем повесил трубку.

Сжальтесь над бедной писательницей expose.[7]Я имею в виду – надо мной, Лаурой Ричи. Ведь мой успех зависит только от скандальности книги. А в жизни так мало происходит скандального. Ну, может быть, не вполне так: происходит множество скандалов умеренного веса, умеренного шума, среднего класса скандалов, но их мало для того, чтобы сделать бестселлер. И мы предоставлены во власть скандалов-легенд или легенд о скандалах. Между мной и Китти Литтер (о, читатель, ты знаешь, о ком я) был поделен этот участок, который мы и возделали. После ее книг об «Ол Блю Айз» и Нэнси, и этой бедной ненормальной английской семье, и моих книг о Кристине Онассис и Шер, не так уж много осталось такого, чтобы вытягивало на их уровень. И как мне пришлось искать повсюду хороший сюжет!