Александр Петрович немного ошалело взглянул на незнакомца. Действительно, мысль о трех тысячах мелькнула у него в голове, когда он заполнял только что купленную карточку. Именно поэтому он и зачеркнул тройку. Про кавалера де Мере Александр Петрович слыхом не слыхивал, перепиской его с Паскалем, естественно, не интересовался, однако знал, что по законам пробабилитности единственно верная система в данном случае — это отсутствие всякой системы. И цифра три годилась для целей Александра Петровича не меньше, чем любая другая цифра. Но смутило нашего героя вот что. Когда заполнялась карточка — Александр Петрович это помнил очень хорошо, — рядом никого не было. Тем не менее этот тип откуда-то разнюхал про тройку, да к тому же был осведомлен о мотивах, по которым эта ничем не примечательная цифра была выбрана среди других. Также поразило его, хотя и не столь сильно, самоуверенное заявление незнакомца о четверке. Александр Петрович был по натуре рационалист, атеист и реалист, он не признавал телепатию и телекинез, ясновидение, пришельцев и прочие сенсации. Поэтому он не верил, что кому-то может быть ведомо будущее.

В жизни Александру Петровичу приходилось не раз встречаться с заявлениями вроде того, что сделал незнакомец, но авторы этих заявлений, предсказывая, скажем, превращение ржи в пшеницу, на месте уличены быть не могли, поскольку для проверки их утверждения требовалось время. А с течением времени, как известно, категоричность забывается, и когда наступает момент для проверки утверждения, оно воспринимается лишь как предположение — любопытное, но, увы, не оправдавшееся.

За годы своей многотрудной жизни Александр Петрович твердо усвоил, что никогда нельзя обещать или утверждать что-то, если твое утверждение может быть немедленно проверено. Поэтому, давая необоснованные обещания, он называл сроки достаточно отдаленные — хотя бы месяцы, а лучше — годы. Годы идут долго, и вряд ли кто будет помнить о твоем обещании. Поэтому Александр Петрович просто поразился заявлению своего собеседника о четверке — ведь колесо фортуны на сцене уже завертелось, и нужно было подождать совсем немного, чтобы уличить незнакомца в беззастенчивой лжи.

Александр Петрович повернулся к сцене, где перед зрачком телекамеры счастливый шар уже выкатился на всеобщее обозрение.

— Выиграл номер четыре! — громко объявил председатель тиражной комиссии. — Вид спорта — альпинизм!

Александр Петрович пожал плечами. В первом туре незнакомцу повезло, и если тот действительно зачеркнул в своей карточке цифру четыре, то его шансы на получение мелкого выигрыша возросли. Эка невидаль — угадал одну цифру. Посмотрим, что ты скажешь, если выпадет двадцать пять — возраст дочери Александра Петровича.

Тут незнакомец сказал такое, отчего Александр Петрович даже замер на секунду в приступе панического страха.

— И двадцать пять не выиграет, — ласково проворковал незнакомец в самое ухо Александра Петровича. — Вашей дочке, если не ошибаюсь, двадцать пять лет?… Двадцать шесть на днях исполнится? Да, так вот двадцать шесть сейчас и выиграет, уважаемый Александр Петрович. Именно двадцать шесть, а не двадцать пять, как вы изволили здесь записать. — Незнакомец оттопырил мизинец с длинным изящным ногтем и указал им на судорожно сжатый кулак Александра Петровича.

— Выиграл номер двадцать шесть! — объявил со сцены председатель.

Александр Петрович почувствовал, что ладони у него вспотели. Он испуганно посмотрел на ноготь незнакомца, и ему показалось, что этот ноготь вдруг стал длинным, заскорузлым, а палец вокруг него порос густой черной шерстью… Впрочем, наваждение тут же прошло, и ноготь стал таким, каким ему и должно быть у посетителя Дворца культуры машиностроителей — чистым, розовым, хотя и несколько удлиненным.

— Вам нехорошо? — участливо спросил незнакомец, заглядывая в побледневшее лицо Александра Петровича. — Давайте лучше выйдем на воздух. А остальные результаты я вам скажу. У вас там идут такие цифры: 5 и 8 — это ваш возраст, 58 лет, 47 — возраст вашей супруги, 40 — этот возраст она называет знакомым. Так вот: выиграют все следующие цифры — 6, 9,41,48.

— Выиграл номер 48! — торжественно объявил председатель.

В голове у Александра Петровича наступило какое-то затмение, и он не замечал, куда увлекает его железная рука незнакомца. Когда же туман перед глазами растаял, Александр Петрович увидел, что идет по набережной в самом центре города. Он попытался понять, как попал сюда, в удаленное от Дворца машиностроителей место, но ничего вспомнить не смог — был в его памяти какой-то провал, пустота. Ему стало жутко, он почувствовал в коленях слабость и остановился.

— Что вам от меня надо? — сказал он весьма нетвердым голосом, на всякий случай ища глазами милицию. — И кто вы, собственно говоря, такой?

Незнакомец улыбнулся, и от этой улыбки у бедного Александра Петровича мороз побежал по коже.

— Я, конечно, должен извиниться, что не представился вам сразу. Но у меня были на то основания. Если бы я сразу назвался, вы бы мне не поверили. Вы же не поверите, если к вам подойдет на улице человек и скажет, что он фараон Тутанхамон или пришелец из туманности Андромеды? Ведь так?

«Так вот он кто — пришелец», — подумал Александр Петрович, и ему стало немного легче. Однако вряд ли пришельцы полетят за биллионы километров ради того, чтобы сделать пакость ему, Александру Петровичу. Наверно, у них тут есть дела поважней. А те фокусы, которые выкидывал этот тип, — лишь мелкая самодеятельность, с рангом пришельца несовместимая… но тут же сообразил, что корабль пришельцев проскочить незамеченным при нынешнем уровне ПВО и ПРО не мог, и следовательно, неизвестный вовсе не пришелец — дело гораздо хуже, потому что знать будущее, как считал Александр Петрович, могла только нечистая сила.

— Да, а почему мы остановились? — продолжал незнакомец. — Я сейчас покажу вам самый красивый пейзаж в Москве. Вы ведь любите, чтобы в окно был виден красивый пейзаж?

Упоминание о пейзаже было для Александра Петровича как нож острый. Перейдя на работу в свое нынешнее министерство, он долго добивался, чтобы ему достался кабинет с окнами на проспект — красивейшую улицу нашей столицы, а может быть, и всей страны. Операция «Пейзаж» заняла у него полтора года, отняв массу сил и энергии. Потребовалось укрупнить один отдел и разукрупнить другой и осуществить еще ряд изменений в структуре и штатном расписании.

Полтора года титанической деятельности дали свои плоды, желаемый результат был почти достигнут, и Александр Петрович уже предвкушал сладостный миг переезда в вожделенный кабинет, как вдруг высшее руководство бесцеремонно отменило нововведения, которые Александр Петрович пробивал с таким трудом. Долгожданный переезд, увы, не состоялся, а инициатору реорганизации было строго указано на недостаточную мотивированность и абсолютную нецелесообразность намечавшихся мер.

Бестактное упоминание незнакомца о пейзаже грубо вернуло Александра Петровича к тем неприятным для него дням и повергло в уныние и смятение. Из-за этого он не заметил даже, как оказался вместе со своим настырным провожатым на площадке второго этажа какого-то старинного здания.