— Боюсь, мое угощение покажется вам слишком скромным, — обратилась она к вошедшему Мауриску, — но все же прошу, не стесняйтесь.

Мауриск не улыбнулся. Его худое лицо не было создано для улыбок, а с тех пор, как они виделись в последний раз, стало еще мрачнее. Под запавшими глазами темнели круги, и на бледном лице резче проступали скулы.

Одет он был куда солиднее, чем в те дни, когда они встречались в «Синей маске», и черный депутатский шарф был оторочен золотой парчой. Одной рукой Мауриск все время поддергивал его, поправляя так и этак. Губы его были холодно, неприятно сжаты.

Пока охранник закрывал за ним дверь, он не произнес ни слова, лишь в упор смотрел на Расинию. Смущенная этим пристальным взглядом, она поспешила придать лицу самое надменное выражение, на какое была способна.

— Что–нибудь не так? — вслух осведомилась она.

— Это же ты, верно? — безжизненным голосом проговорил Мауриск. — Ты — Расиния Смит. Когда я увидел тебя на мосту, мне сразу показалось… но я не был уверен.

Она оперлась рукой о столик, чтобы устоять на ногах, и не ответила.

— Понимаю, почему ты решила, что никто ничего не заметит, — продолжал Мауриск. И принялся мерить шагами спальню Расинии, как до того тысячу раз мерил шагами укромную дальнюю комнату в «Маске». — Кто, в конце концов, может знать принцессу в лицо? Только придворные в Онлее. И вот ты ночами тайком выбиралась из дворца, чтобы… позабавиться?

Позабавиться? — Лицо Расинии вспыхнуло. — Ты полагаешь, я проделывала это ради забавы?

— Ради чего же тогда?

— Да по тем самым причинам, что я тебе уже называла! Потому что Орланко, если бы его никто не остановил, собирался воссесть на трон и в конечном итоге продать страну борелгаям. Потому что мой отец умирал, а в Онлее довериться было некому.

«Кроме Сот, — мысленно добавила Расиния, и от этой мысли у нее болезненно перехватило дыхание. — Где же ты, Сот? Где ты?»

— Но и нам ты не открылась, верно? — Мауриск покачал головой. Что ж, чему удивляться? Ты никогда нам по–настоящему не доверяла. Если бы ты посвятила нас в свои планы, может быть, все пошло бы иначе.

— Я делала все, что могла.

Мауриск печально рассмеялся.

— Самая популярная эпитафия в мире.

Расиния обожгла его гневным взглядом. Пальцы ее до боли сжались на краю стола. Мауриск дошел до стены, развернулся и направился к ней.

— Что произошло той ночью? — Он остановился прямо перед Расинией, отвел прядь волос с ее виска. — Я видел, как Фаро застрелил тебя. Я знаю, что мне не почудилось. И все же…

— У меня был… двойник. — Расиния давно успела продумать правдоподобную историю. — Девушка по имени Лорен, похожая па меня. Мы иногда прибегали к ее услугам при дворе, если мне нужно было скрыться из виду. В ту ночь, когда Сот собиралась разоблачить Фаро, она сказала, чтобы я осталась во дворце, а Лорен заняла мое место. Я не хотела этого, но…

— Что–то в этом роде я и предполагал, — перебил Мауриск. — Стало быть, на твоей совести еще одна жертва. Вместе с Беном, Фаро и наивным беднягой Дантоном.

— Мы делали то, что необходимо было сделать. И ты это знаешь. — Расиния жестом указала на дверь, за которой томились охранники–гвардейцы. — Разве вышло не так, как ты хотел?

— Может, потому меня это так и бесит, — нехотя признал Мауриск. — Ты… использовала нас. И все же в конечном счете мы преуспели.

— Быть может, господу свойственна ирония.

— Возможно, — Мауриск сунул руку в карман, и Расиния услышала хруст бумаги, — а может быть, и нет. Видишь ли, сюда движется Орланко и с ним семь тысяч регулярной армии. Отряд наших сторонников покинул город, рассчитывая их остановить, и мы только что узнали об исходе сражения. — Он помотал головой. — Если это можно назвать сражением. Депутаты охвачены ужасом.

Что они намерены делать?

Понятия не имею. — Мауриск вздохнул. — Потому–то и пришел повидаться с тобой. Завтра утром состоится заседание Генеральных штатов — вполне вероятно, последнее. Может быть, депутаты захотят, чтобы ты взяла оборону города в свои руки. Или решат передать тебя Орланко, чтобы спасти наши шкуры. Так или иначе, я подумал, что это может быть последняя возможность… поговорить.

Чего ты от меня хочешь? — спросила Расиния. — Извинений?

Знаешь, даже нс представляю. Я думал, приду сюда, брошу тебе в лицо обвинение и заставлю признать правду. А уж потом… — Он не договорил и лишь пожал плечами.

— Теперь, когда тебе все известно, ты намерен объявить об этом публично?

— Я думаю, не стоит. К чему? Да и какой сейчас от этого прок? — Мауриск опять зашагал по комнате. — Ты должна заплатить за то, что обращалась с людьми как… с пешками, но правда в том, что мы всё еще нуждаемся в тебе.

— Могу я кое о чем спросить?

Мауриск развернулся к ней, сверкнув глазами.

— О чем?

Как дела у… наших? О смерти Дантона я знаю. Как там Сартон и Кора? Он выразительно фыркнул.

— Думаешь, я поверю, что тебе есть до этого дело?

— Прошу тебя, — тихо проговорила Расиния.

Мауриск помолчал, затем тряхнул головой.

— У них все в порядке. Сартон совместно с гвардией трудится над каким–то секретным проектом. Кора участвует в заседаниях Генеральных штатов и в основном помалкивает.

Он помрачнел.

Знаешь, она ведь любила тебя, точно собственную сестру. Если б только я рассказал ей, что ты натворила…

Расиния в глубине души полагала, что Кора скорее обрадовалась бы, увидев ее живой и невредимой, чем оскорбилась бы, как ее обвели вокруг пальца. Для Мауриска, однако, двойная игра Расинии стала лишь еще одним примером того, как лживы и коварны по сути своей власть имущие. Он один из всего их кружка был самым пылким и непреклонным противником государственной власти.

— Спасибо тебе, — вслух сказала она.

Мауриск холодно кивнул.

— Не стоит благодарности. Поглядим, что будет завтра.

Маркус

Маркус понял, что их замысел увенчался успехом, когда охранники доставили ему свежевыглаженный мундир, мыло и бритву. Около часа он приводил себя в пристойный вид (насколько это было возможно с одним тазиком и ручным зеркальцем), с облегчением избавившись от старой, пропотевшей насквозь формы. Новый мундир, не зеленый жандармский, а мундир армейского