— Надеюсь, — ответила Мара, разглядывая железную дверь подъезда. — Но я пойму, если нет. Пойму, даже если она никогда больше не захочет меня видеть.

— Сомневаюсь, — сжал я руку Шелестовой, — что такое действительно произойдет.

Колючка ничего не ответила, только кивнула медленно, не сводя взгляда с подъезда. Бугай озадаченно нахмурился, словно решая что-то для себя.

Мы с Марой и Крюгером возвращались в «Калифорнию», Кит со Стасом решили остаться в городе.

«Хочу нажраться», — пробухтел панк еще возле больницы. Призрак его поддержал. Шелестова настаивать ни на чем не стала, просто передала Киту ключи от квартиры и попросила позвонить, когда они доберутся.

По дороге к «Калифорнии» Мара задремала, но спала чутко и беспокойно, морщилась, вздыхала, просыпалась. Мне самому в глаза словно песка насыпали, но мысли об ушедших детях слишком настырно толкались в голове, чтобы я всерьез рассчитывал на сон. Да и не только о детях. Спокойствие Шелестовой, видимо, передалось и мне. Отчаянно хотелось верить, что все будет так, как сказала девушка. И я еще увижу мелких. Пусть на мгновение, пусть краем глаза, пусть через сотню лет, но увижу.

Проснувшись в очередной раз, уже почти перед самым отелем, Мара позвонила Элисте. Сказала, что та может уезжать и ждать нас необязательно. Громова что-то ответила, спросила, в порядке ли Шелестова. Разговор с собирательницей не занял у колючки и пятнадцати минут, но, когда она положила трубку, выглядела еще более уставшей, чем до этого.

— Не хочу ее видеть, — просто пожала хозяйка отеля плечами. — Не знаю, почему, но не хочу. Вообще никого не хочу видеть. Спать хочу. И виски, — и почти без перехода: — Вы нашли его? Откуда я тебя сорвала?

— Мы нашли здание, — я свернул, сбавил скорость. Над было дать Элисте время убраться. Мара сейчас не в состоянии подпитывать собирательницу. — Но придурка кто-то предупредил о нашем появлении. Он собирался в спешке. Зато его следующая жертва жива.

— Это хорошо… что девушка жива. Ты знаешь, кто крыса?

— Догадываюсь, — кивнул. — Надо еще кое-что проверить. А еще в том здании был Георгий. Вот только был давно.

— Насколько?

— Думаю, раньше, чем там обосновался наш ублюдок. Запах очень старый.

— Но это его территория, странно, что бес там не появляется. С другой стороны…

— Что? — повернул я на миг голову к девушке. Она теребила лямки рюкзака.

— Понимаешь, я опасна для Ирза, но вот опасен ли наш урод… Не уверена… Могу я чем-то помочь?

— Мара, — покачал я головой. Мимо, просигналив, проехала собирательница. Шелестова, словно и не заметила моего тона, тем более она не обратила внимания на Громову.

— Почему же он там не появляется… Должна быть причина, должна быть какая-то очень серьезная причина. Нефилим слабый, я уверена, так почему…

— Мара, — строже, жестче, наверное, чем следовало, сказал я. — Перестань.

Она замолчала, с шумом втянула в себя воздух, откинулась на спинку сидения и снова закрыла глаза. Я понимал, что думать о маньяке, Ирзамире и прочем девушка не перестала. Потому что думать о них было проще, чем о близнецах и их уходе. И вот это меня очень беспокоило.

Оставшиеся несколько минут до «Калифорнии» я пытался понять, что делать. Шелестова все еще сердилась. Это было уже лучше, но все равно не то.

Когда мы вошли в дом, отель будто вздохнул. Скрипнули половицы под ногами, прошелестели шторы, тихо тренькнул колокольчик на крыльце. Все еще рассерженная Мара ушла наверх, а я заглянул за барную стойку и на кухню и, собрав все необходимое, отнес в библиотеку. Потом пошел за колючкой.

— Ярослав, я…

— Все нормально, — взял я девушку за руку, выводя из комнаты. — Пошли.

Шелестова покорно спустилась вниз, спокойно вошла в библиотеку. А уже через пять минут пила вискарь, закусывая сушеным окунем.

— Как ты познакомилась с теть Розой? — спросил я, когда бокал Мары наполовину опустел.

— Ее мама умерла, — откинулась девушка на диван. Мы сидели на полу, бутылка виски и тарелка с рыбой стояли между нами. В моих руках был зажат точно такой же бокал, как и у Шелестовой, только полный. — На нее напал какой-то алкаш у подъезда, хотел отобрать сумку, чтобы были деньги на очередную бутылку. София Андреевна сумку отдавать не хотела. Придурок толкнул женщину, она упала, ударилась головой… Умерла в больнице через несколько дней, так и не приходя в сознание. Крутая была бабка. Войну прошла.

— Войну?

— Ага. Они связь тянули, радистками были. Курила как паровоз. Вонючие сигареты без фильтра. Рассказывала мне, как мертвых лошадей ели, чтобы выжить, что в тот, самый голодный, год, в реках было много речных мидий и что ими спасались. Она по звуку двигателя могла фашистские самолеты отличать. После войны работала в швейной мастерской. У теть Розы дома до сих пор машинка стоит — старый Зингер. Тяжелая, скрипит, но работает… Представляешь? Зингер, Волков…

— Что у нее за нить была?

Мара легко улыбнулась, расслабленно, сделала еще глоток виски.

— Пенсия. Алкаш пенсию забрал. София Адреевна очень сильно не любила отдавать свое. В общем, пока нашли алкаша, пока дело завели… Бабка упрямая была, шебутная, очень крутая. Захотела потом дочь увидеть еще раз, внуков, правнуков…

— Сколько она в отеле прожила?

— Полгода. Вся «Калифорния» ее папиросами провоняла, — снова улыбнулась Шелестова. — Кит их специально для нее где-то доставал, уж не знаю где. А как-то раз она с ним косяк выкурила, а потом он ее на басу играть учил. В четыре утра… — колючка опрокинула в себя остатки виски, закусила рыбой.

— Близнецы при ней появились?

— После, — покачала она головой, и улыбка медленно сползла с ее лица. Девушка сжала руку и бокал рассыпался мелкой крошкой. Всхлипнула, вздрогнула и рванулась ко мне, обнимая, утыкаясь носом в шею, опрокидывая бутылку. Слезы из глаз катились градом.

Вот. Слезы — это хорошо.

Мы просидели так до самого вечера. Шелестова ревела и рассказывала про Ксеньку с Костей. Крюгер дремал у двери. Уснули мы на диване.

А на следующий день, я сидел в допросной и разглядывал человека перед собой. В своей допросной в своем отделе. Стомат проверил по моему приказу предполагаемую крысу, и из предполагаемой она превратилась в крысу обыкновенную.

— Предлагаю не ходить вокруг да около, а сразу мне все рассказать.

Я в упор смотрел на сволочь, в любой момент готовый выпустить гада. Церемониться с тварью желания не было никакого, время терять — тем более.

— Где я?

— По дороге в ад, — усмехнулся, кладя руки на стол, развалившись на стуле.

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Волков! — истерические нотки прозвучали в голосе. Гад довольно зашипел.