И здесь особую роль сыграл профессор Тодд, который в свое время был сотрудником разведслужбы, а потом работал по программе ЦРУ, касающейся советской творческой элиты, гуманитарной интеллигенции и студенчества. Тодд опекал Евтушенко, когда тот приезжал в США. Он организовывал его встречи и выступления, находил выходы из неприятных ситуаций, касавшихся Евтушенко в период пребывания в Америке. Тодд работал и с Бродским, и еще с некоторыми советскими интеллектуалами. Индивидуально, штучно работал.

На склоне лет, пребывая в Соединенных Штатах, Евтушенко рассказал своему конфиденту Соломону Волкову одну до того времени неизвестную историю. «Вот когда Тодд приезжал в Советский Союз (Когда он был уже профессором Квинс Колледжа. — Э.М.), а его не хотели впускать, я написал письмо в КГБ: “Я знаю, что он был в разведке когда-то, но не знаю, связан он сейчас с ней или не связан, я знаю только, что он очень помог в организации моих поездок по Америке. Я его люблю, мы с ним ближайшие друзья, я за него ручаюсь: никакого вреда он нам не нанесет…” И Тодд мне потом рассказал, что после того, как он в Москве появился, к нему подошел какой-то человек и сказал: “Мистер Тодд, ваш друг Евтушенко обратился к нам с письмом. Надеемся, что вы не будете у нас заниматься вашими старыми делами”».

Не исключено, что предупредили, да в такой необычной форме, свойственной спецслужбам.

Евтушенко в связи с этим кое-что уточнил, и уточнение его весьма примечательно: «Я об этом напомнил потом Бобкову, когда тот вызывал меня: “Ну скажите, зачем это? Ну, попросил я вас… Но зачем подходить к человеку, предупреждать его? Тодд — мой друг, он не может нам сделать ничего дурного”.

Бобков ответил: «Евгений Саныч, а вы что, отнимаете у людей нашей профессии возможность быть вашими самыми искренними друзьями?»

Тогда Евтушенко вместе со своим визави интерпретировал эти слова Бобкова как желание признать, что в компетентных органах с обеих сторон могут служить искренние друзья поэта и что люди в этих органах действительно могут быть друзьями поэта, а друзей нельзя подводить.

Здесь стоит вспомнить историю, связанную с Габриэлем Гарсиа Маркесом, «великим колумбийцем», как его иногда называли, — выдающимся колумбийским писателем, автором романов «Сто лет одиночества», «Осень патриарха», «Полковнику никто не пишет», принесших ему мировую известность и Нобелевскую премию по литературе в 1982 году. Левый по своим убеждениям, он был другом Фиделя Кастро, возглавлявшего тогда Республику Куба. Встречаясь друг с другом, они с большим наслаждением обсуждали проблемы мировой политики и задавались прогнозами будущего.

С Маркесом был хорошо знаком Николай Сергеевич Леонов, в свое время руководитель нелегальной разведки в странах Латинской Америки, а впоследствии руководитель аналитического управления КГБ СССР. С Маркесом он познакомился на Кубе, когда тот занимался созданием в Гаване Латиноамериканского института кинематографии. И с Леоновым Маркес вел такие же захватывающие беседы, как и с Фиделем — о литературе, о политике, об американском высокомерии, о делах на латиноамериканском континенте. Взаимная симпатия не оставляла их.

Как рассказывал Леонов, в 1979 году он получил от кубинских коллег письмо, в котором они писали, что Маркес собирается лететь в Москву, куда его пригласил Союз советских писателей в качестве члена жюри Московского международного кинофестиваля. И в связи с этим кубинские друзья просили Леонова, чтобы он лично помог Маркесу получить впечатление о советской стране, не испытав отрицательных эмоций. Как уточняет Леонов, «официально приставленные с советской стороны лица своей догматичностью могут произвести на Маркеса «нежелательный эффект, так как он очень чувствителен к идеологической прямолинейности». И он это продемонстрировал уже в аэропорту Шереметьево, где его встречал от Союза писателей поэт Андрей Вознесенский с литературными чиновниками. Маркес был несколько смущен официальностью встречи, но увидев Леонова, повеселел, и сказал встречавшим лицам, что поедет в гостиницу вместе с этим человеком. Кортеж, направлявшийся в гостиницу «Москва», был внушительный и смешной — впереди «Волга», в которой ехали Маркес и Леонов, следом значительных размеров «гостевой» лимузин, где ехали официальные встречающие лица.

По дороге в Москву Леонов спросил у Маркеса, чтобы он хотел увидеть в СССР. И тут Маркес его удивил, когда сказал, что его мечтой было бы поговорить со сведущим человеком о проблеме «диссидентства» в Советском Союзе, а еще лучше — встретиться с самими диссидентами.

И такие встречи со «сведущим» человеком и самими диссидентами были организованы. Как рассказывал Леонов, вскоре к Маркесу в гостиничный номер наведался «очень осведомленный и тонко настроенный высокопоставленный чиновник «из верхов» и ясно, без натяжек и нудностей рассказал о проблеме «диссидентов». Здесь остается только добавить, что роль высокопоставленного и компетентного чиновника из культурного ведомства блестяще сыграл Филипп Денисович Бобков.

А потом была встреча Маркеса с Евгением Евтушенко. Поговорили хорошо. И Евтушенко пригласил его к себе на дачу. Там на даче, что в Переделкино, Евтушенко устроил вечер с шашлыком и красным вином, и пригласил тогдашних диссидентов.

Этой встречей Маркес был восхищен. Накачавшись вином и вкусив отменного шашлыка, писатели и поэты, горячась и перебивая друг друга, объясняли свои непростые отношения с властью, говорили о единении писательских душ, провозглашали тосты о силе писательского и поэтического слова, ратующего за свободу и справедливость. И скоро все почувствовали эту свободу и творческий прилив здесь и сейчас, в этом благоухающем саду, при лунном свете и сверкающих звездах, в присутствии выдающегося писателя с левыми убеждениями, да еще признанного миром. Да, и выдающийся писатель с головой ушел в эту сентиментально-хмельную идеологическую кутерьму. И начались воистину вальпургиевы пляски. Будто в каждого вселился бес латиноамериканского темперамента. И этот бес заставлял всех прыгать через горящий костер, снова пить вино и объясняться в раскрепощении души. А потом наступил апофеоз, когда Маркес по просьбе присутствующих расписался фломастером на их спинах, при этом указав, что встреча с ним действительно имела место такого-то числа в городе Москве. Здесь диссиденты вкусили такой аромат «подпольной» сходки, какого у них никогда не было в жизни.

Режиссером этой удивительной встречи был Филипп Денисович Бобков, помощниками режиссера выступали, конечно, Евгений Евтушенко и Андрей Вознесенский, а переводчиком мастерски работал Николай Сергеевич Леонов.

На другой день Маркес Леонову сказал: «Думаю, что власть делает ошибку, считая этих людей своими противниками, они вполне вменяемы, все по-своему патриотичны и не представляют угрозы для основ системы. Но они могут болезненно реагировать на уколы со стороны власти. Таких диссидентов на Западе полным-полно, но на них никто не обращает внимания, а у вас власть своими действиями вызывает к ним не всегда оправданный и ненужный интерес».

Вся эта история с Габриэлем Гарсиа Маркесом очень наглядно высветила стратегию Бобкова в работе с творческой интеллигенцией, и непониманием, а то и неприятием этой стратегии партийной властью.