Уже одно это положение говорит о бутафорном характере создававшегося Союза. Как же оно могло осуществлять свои права и полномочия, не имея соответствующей собственности, материальной основы, реальных источников дохода? Более того, в этой же статье предусматриваются права государств на долю в золотом запасе, алмазном и валютном фонде Союза, имеющихся к моменту заключения настоящего договора. Короче говоря, у центра отнималось даже то, что было накоплено за годы существования Советской державы.

И наконец, совершенно убийственная для Союза статья 9, которая называется «Союзные налоги и сборы». Положение, касающееся налогов и сборов, заслуживает того, чтобы его привести.

«Для финансирования расходов союзного бюджета, связанных с реализацией переданных Союзу полномочий, устанавливаются единые союзные налоги и сборы в фиксированных процентных ставках, определяемых по согласованию с республиками на основе представленных Союзом статей расходов».

Таким образом, устанавливалась одноканальная система налогов и сборов, не указывалась фиксированная доля поступления налогов и сборов в союзный бюджет, в союзную казну. Возможная доля отчисления налогов устанавливалась по согласованию с республиками, причем на основе представленных Союзом статей расходов. Получалось, что отдельные республики могли установить, условно говоря, десять процентов, другие полпроцента, а третьи, если сочли бы представленные Союзом статьи расходов малоубедительными, могли вообще отказаться от перечисления налогов и сборов в союзный бюджет.

Это положение вызвало острые дискуссии у всех государственников.

Незадолго до этого Горбачев заявлял, что в вопросе об установлении отчислений от налогов и сборов в союзный бюджет в строго определенных процентах и в рамках соответствующего федерального канала он, Горбачев, никогда не отступится, потому что это будет означать конец союзному государству, поскольку оно не сможет обеспечить себя материально, содержать центральные органы, финансировать федеральные программы, целиком и полностью попадет в зависимость от воли, настроения, желания руководителей союзных республик.

Короче говоря, и с этой точки зрения просматривался неизбежный конец союзному государству. Ни о какой федерации, конечно, при таких условиях и речи быть не могло.

В конце июля 1991 года я с Болдиным был у Горбачева. Ему позвонил Павлов, разговор зашел о федеральном налоге. Горбачев успокаивал, а вернее, обманывал премьера, заявляя, что ни за что не уступит по этому вопросу. «Отказ от федерального налога — конец союзному государству. Я скорее уйду в отставку, чем соглашусь с этой убийственной формулировкой», — заявил он.

Однако из-за отрицательной позиции руководителей отдельных государств, а также из-за нежелания вести борьбу Горбачев «плыл», сдавал одну позицию за другой и в конце концов пошел на последнюю губительную уступку, сдачу предельного рубежа, о чем совсем недавно он и думать не хотел.

Стоит также остановиться на 11-й статье второго раздела, которая касается соподчиненности законов. Воспроизведем ее главное положение:

«Законы Союза по вопросам его ведения обладают верховенством и обязательны для исполнения на территории республик.

Законы республики обладают верховенством на ее территории по всем вопросам, за исключением тех, которые отнесены к ведению Союза».

Совершенно ясно, что установление верховенства законов республики над всеми иными на ее территории делает излишними все другие ссылки, туманные оговорки, положения. Это тот пункт, через который центр никогда не смог бы перешагнуть. Он превратился бы в игрушку в руках местных органов, получавших возможность за счет легкой манипуляции подводить союзные законы под республиканское верховенство тогда, когда это кому-либо заблагорассудилось бы.

И пожалуй, есть смысл остановиться еще на одном положении, зафиксированном в четвертом разделе Союзного договора. «Настоящий договор, — говорится в статье 23, — одобряется высшими органами государственной власти государств, образующих Союз, и вступает в силу с момента подписания их полномочными делегациями.

Для государств, его подписавших, с той же даты считается утратившим силу Договор об образовании Союза ССР 1922 года».

Эта основополагающая статья сформулирована таким образом, что трактовать ее можно по-разному. На первый взгляд, вступление Договора в силу следовало после утверждения его законодательным органом той или иной республики. С другой стороны, в статье говорится о том, что он вступает в силу немедленно после его подписания.

Так вот, Российское государство взяло за основу именно последнюю посылку и в лице президента Ельцина заявило о том, что 20 августа 1991 года после подписания проекта Союзного договора Договор о Союзе 1922 года прекращает существование и начиная с 21 августа 1991 года никакие союзные органы действовать уже не будут. Исходя из этого Ельцин заявил о том, что стремление Горбачева собрать Совет Федерации 21 августа для обсуждения некоторых вопросов не имеет никакой юридической силы и потому ни о каком созыве Совета Федерации и речи быть не может.

Если исходить из буквы только что процитированной статьи 23, можно сказать, что Ельцин был не так уж далек от истины. Таким образом, 20 августа 1991 года, в случае подписания Союзного договора представителями пусть даже части союзных республик, стало бы последним днем в жизни Союза Советских Социалистических Республик.

И никто из инициаторов этой акции не обращал внимания на то, что есть Конституция Союза ССР, что есть итоги всенародного референдума 17 марта 1991 года, что договор собирались подписать только шесть республик из пятнадцати. Все это не помешало бы 20 августа объявить о кончине великого государства, сконцентрировавшего в себе итоги тысячелетней истории.

Разрушители Союза с нетерпением ждали этой даты, потирая руки в предвкушении увидеть ненавистную «империю» разрушенной, получить независимость, суверенитет и полную «свободу» действий. Основная масса людей заблуждалась, четко не представляя себе, что все это означает, потому что все делалось втайне. Ведь большинство людей и мысли не допускало, что с великой державой может что-то случиться.

И только немногие отчетливо понимали, что происходит. Они видели, что гибнет государство, что происходит великая геополитическая катастрофа и на пространстве, которое недавно именовалось Советским Союзом, возникнет не только правовой беспредел, хаос, но и разразится трагедия, масштабы которой потрясут весь мир.

В числе тех, кто отдавал себе в этом отчет, были члены Государственного комитета по чрезвычайному положению и те, кто активно поддержал его создание.

Теперь, спустя несколько лет, следует признать, что, хотя большая часть граждан СССР и не помышляла о смене политического строя, общество не было готово к протесту. Оно было сбито с толку, разобщено, лишилось институтов, составлявших сферу управленческой деятельности и к которым оно привыкло. Местные органы советской власти были абсолютно не готовы, да и не пригодны — по опыту, практике своей работы, профессиональной подготовке кадров — к тому, чтобы возглавить политическое движение в стране. Критика всего и вся была относительно легким делом, ложилась на благодатную почву, потому что в массах действительно накопилось и проявлялось большое недовольство. Трудности, особенно в последние годы, все возрастали, и определенные силы ловко увязывали это с результатами деятельности советской власти на протяжении десятков лет, чем подогревали ситуацию.