Явления, наконец, могут быть и крайне редкими, характеры, в полном смысле слова, исключительными, из ряда вон выходящими. Это личности, выдающиеся своим умом, нравственной силой, силой воли, характера; люди, прокладывающие новые пути в жизни, народные герои, борцы за общее благо и т. д. Выдающиеся, исключительные личности в силу своего положения являются обычно наиболее активными участниками общественной жизни, наиболее яркими выразителями тех или иных общественных тенденций. Поэтому, изображая выдающегося человека, его судьбу, писатель также может отражать типическую действительность, типические обстоятельства, хотя созданный им образ будет индивидуальным, а не типическим (собирательным). Такие индивидуальные образы существуют в искусстве наряду с образами обобщёнными, типическими. В «Войне и мире» это Кутузов, Багратион, Барклай де Толли, Александр I, Наполеон и др. У Пушкина это Пугачёв и Дмитрий Самозванец, и Пётр I, и Екатерина II, и Мазепа, и Борис Годунов, и Моцарт.

В литературоведческой практике существует ошибочное понимание типичности и нетипичности как верности или неверности изображения. Говоря, что в литературных произведениях «наряду с типическими характерами появляются и недостаточно типические, а в ряде случаев и совершенно нетипические», А. Ревякин приводит в качестве примера образ Екатерины II в «Капитанской дочке» Пушкина. По мнению Ревякина, образ Екатерины получился нетипическим, так как Пушкин, изображая её, воспользовался лишь красками максимальной идеализации, показал её ласковой, внимательной, участливой к Маше Мироновой, в то время как это была личность деспотическая, лицемерная, жестокая. Можно ли, однако, говорить о типичности или нетипичности конкретной исторической личности? Образы, то есть изображения конкретных исторических лиц, могут оказаться типическими, поскольку сами эти лица могут оказаться в каком-то отношении типами, то есть представителями той или иной группы людей, имеющих сходные особенности, сходные черты характера. Мы можем говорить о Екатерине II как о типичной или нетипичной представительнице самодержавия, как о типичной или нетипичной царице, но не можем говорить о Екатерине II как о типичной или нетипичной Екатерине II. В подобного рода случаях речь может идти не о типичности или нетипичности, а о верности или неверности образа (изображения), о его правдивости или искажённости, реалистичности или нереалистичности.

По мнению Ревякина, образ Екатерины II в трактовке Пушкина нетипичен, потому что писатель отобразил в нём черты второстепенные, несущественные (можно сказать, нетипичные) для неё. Образ Екатерины был бы, по его мнению, типическим, если бы писатель отобразил в нём черты для неё характерные, существенные. Рассуждение как будто резонное. Но, рассуждая подобным образом, мы употребляем слово «типичность», «типическое» уже не в том смысле, когда говорили об обобщённых, собирательных образах. Там мы говорили об обобщении, соединении в одном образе общих черт, то есть существенных черт, присущих многим лицам. Здесь мы говорим об изображении существенных черт, присущих одному лицу, то есть уже не делаем обобщения. Получается двоякое понимание типичности, типического, типизации: 1) как обобщение однородных, однотипных явлений и 2) как выявление сущности явления.

Эта двойственность в понимании типического отразилась и в определении типического образа или типа, которое дают в своём «Кратком словаре литературоведческих терминов» Л. Тимофеев и Н. Венгров: «ТИП (гр. tipos – отпечаток, образец) – художественный образ, созданный творческим воображением писателя, в котором отражены основные характерные черты определённой группы людей, определённого общества – выражена сущность определённого явления». Если мы воспользуемся первой частью этого определения (тип – это образ, в котором отражены характерные черты группы людей), мы будем понимать тип как обобщённый, собирательный образ, как образ, в котором показано нечто свойственное не одному человеку, но многим людям. Если мы воспользуемся второй частью, то есть будем понимать тип как образ, в котором «выражена сущность явления», то можем понимать тип как индивидуальный, единичный образ, в котором выражено уже не то, что присуще группе людей, а то, что присуще одному, исключительному, может быть, даже крайне своеобразному характеру, поскольку каждого отдельно взятого человека, каждый характер мы можем рассматривать как определённое явление.

Рассматривая Екатерину II как определённое явление действительности, мы можем выразить её сущность в образе и получим тип, типический образ. Рассматривая какого-нибудь случайно попавшегося на глаза человека как определённое явление действительности и отобразив его сущность, мы тоже получим тип. Полученные таким путём единичные, если их так можно назвать, типы будут, однако ж, очень отличаться по своей сути от типов в обычном понимании слова, то есть от обобщённых, собирательных образов. Если в обобщённом собирательном образе сказываются какие-то типические обстоятельства, то есть какие-то закономерности действительности, которые вызвали этот тип к жизни, то в единичном, индивидуальном образе могут отразиться и случайные, нетипические условия действительности.

Обобщая в том или ином образе черты, общие той или иной группе людей, писатель отражает, показывает, по сути дела, то, что уже обобщено самой жизнью, то, в чём отразилась та или иная жизненная закономерность. Выражая же в образе сущность того или иного явления (в данном случае характера), писатель может изобразить под видом типического и нечто случайное, незакономерное, так как само явление, сам характер может быть чисто случайным, не отражающим какой бы то ни было закономерности, не созданным какими-либо типическими обстоятельствами.

Такое понимание типического очень удобно для оправдания объективистских позиций художников натуралистического толка, чей лозунг в искусстве: «жизнь как она есть», понимающих искусство как бездумное копирование действительности, как фактографию, полагающих задачу искусства в изображении всего, что оказывается в поле зрения художника, без отбора, без осмысливания действительности, без отражения закономерностей жизни, без всего, в чём может сказаться мировоззрение художника.

В письме С. П. Дороватовскому Горький писал о «Фоме Гордееве», над которым в то время работал: «Фома – не типичен как купец, как представитель класса, он только здоровый человек, который хочет свободной жизни, которому тесно в рамках современности. Необходимо рядом с ним поставить другую фигуру, чтоб не нарушать правды жизни». Горький, как мы знаем, изобразил такую фигуру в виде купца Маякина, который уже был типичным представителем своего класса. Хотя в замысел Горького, как надо думать, входило показать силы, которым было тесно в рамках буржуазного общества, он не мог обойтись без того, чтоб не показать и сами рамки. Судя, однако, о показанной в произведении действительности, о правде жизни, мы видим, что эта действительность определяется не одними рамками (то есть Маякиными), но и теми силами, которые рвутся из этих рамок. Таким образом, о действительности, об обществе, нарисованном Горьким, о существующих в нём тенденциях и закономерностях (то есть о типической действительности) говорит нам не только и, может быть, не столько типичный для этого общества Маякин, сколько нетипичный для него Фома Гордеев.

Когда мы рассуждаем о типичности, пишем о произведениях