15 (27) января Павел обратился к Наполеону уже с воинственным (против Англии) предложением: «Господин Первый Консул, я пользуюсь случаем, чтобы написать Вам письмо. Меня принуждает к этому поведение англичан не только по отношению к России, но и к другим государствам. Не мне указывать, что Вам следует делать, но я не могу не предложить Вам, нельзя ли предпринять или по крайней мере произвести что-нибудь на берегах Англии. В тот момент, когда она оказалась изолированной, это может дать надлежащий эффект»[1510].

Такое предложение могло только обрадовать первого консула и вдохновить на конкретные планы действий против Англии. Вот что он написал Павлу 27 февраля 1801 г.: «Самоуверенность и наглость англичан поистине беспримерны. Я подготовлю, как Ваше Величество, судя по всему, желает, 300-400 канонерских шлюпов в портах Фландрии, где я соберу армию. Я приказал, чтобы в Бретани была также сконцентрирована армия, которую можно разместить на кораблях Брестской эскадры. Десять кораблей из Бреста я послал на подкрепление Тулонской эскадры. Испания собирает эскадру в Кадисе, чтобы, если обстоятельства потребуют, эти эскадры могли соединиться с Черноморской эскадрой Вашего Величества. Но для этого, по-моему, необходимо иметь один порт на Сицилии, другой на Тарентском берегу. Однако наши эскадры не будут в безопасности, пока русские и французские войска не займут эти порты. Поэтому я хотел бы, чтобы главный порт Сицилии был занят русским гарнизоном, а один из портов на берегу Тарентского залива - французским». Кроме того, поскольку Египет еще оставался в руках французов, Наполеон попытался увлечь российского самодержца грандиозными перспективами для торговли: «Суэцкий канал, который соединит Индийский океан и Средиземное море, уже существует в проекте. Это задача несложная, ее можно решить в короткое время и это, без сомнения, принесет неисчислимые выгоды русской торговле. Если Ваше Величество все еще разделяет мнение, которое Вы часто высказывали, что часть северной торговли могла бы переместиться к югу, то Вы можете связать свое имя с великим предприятием, которое окажет огромное влияние на будущие судьбы континента»[1511].

В трезвом, всегда расчетливом уме Наполеона рождались, одна за другой, все новые идеи, казавшиеся тогда фантастическими. Н. Я. Эйдельман обратил внимание на публикацию в «Санкт- Петербургских ведомостях» от 26 февраля 1801 г. статьи «Из Парижа», явно инспирированной первым консулом. Анонимный автор мечтал о том, что Англии «не можно будет выгружать своих произведений ни на едином берегу, начиная от Зундского пролива до самых Дарданеллов». По этому поводу Эйдельман резонно заметил: «Идея континентальной блокады, как видно, сформулирована за шесть без малого лет до ее провозглашения»[1512].

Но, как могло показаться, самой химерической из тех идей, которыми обменивались Наполеон и Павел I, была идея совместного похода российских и французских войск в Индию. Инициатором этой идеи был, судя по всему, Наполеон, хотя первым приступил к ее реализации Павел. Согласимся с К. Валишевским: «Бонапарт несомненно помышлял об этом походе и не нуждался в том, чтобы Павел внушил ему мысль о нем»[1513]. С такой мыслью во Франции носились давно и многие. Валишевский установил - по данным архива французского МИД и другим источникам, - что, например, в 1776 г. министр финансов Людовика XVI Жак Неккер отказался субсидировать военную экспедицию в Индию; в 1782 г. сам Людовик XVI одобрил план кампании с целью разрушить Бомбей - главную базу английского господства в Западной Индии, но революция сорвала эту затею, а в 1799 г., накануне 18 брюмера, боевой моряк, соратник знаменитого адмирала П. А. Сюффрена Ш. Нагель представил Талейрану свой план похода в Индию[1514]. Наполеон все это знал и обдумывал (между прочим, еще в Египте и позднее) свои варианты такого похода, когда русские войска уже выступили.

Да, 12 (24) января, за три дня до своего письма к Наполеону с предложением «предпринять что-нибудь на берегах Англии», Павел I повелел атаману Войска Донского генералу от кавалерии В. П. Орлову немедленно выступить через Хиву и Бухару в поход на Индию с казачьими полками численностью в 22 507 человек и с артиллерией из 24 орудий[1515]. Правой рукой Орлова в этом походе стал его преемник, впоследствии прославленный на весь мир атаман Матвей Иванович Платов. Он оказался участником «индийского» похода казаков более чем неожиданно для себя самого. Арестованный по доносу кого-то из своих недругов, Платов был заточен в Петропавловскую крепость и отсидел там уже полгода, как вдруг его спешно извлекли из крепостного застенка и доставили прямиком в царский кабинет. Здесь сам император Павел I ошеломил его вопросом: знает ли он дорогу в Индию? Что за этим последовало, колоритно описал Е. В. Тарле: «Ничего абсолютно не понимая, но сообразив, что в случае отрицательного ответа его, вероятно, без промедления отвезут обратно в крепость, Платов поспешил ответить, что знает. Немедленно он был назначен начальником одного из четырех эшелонов Войска Донского, которому почти в полном составе приказано было идти в Индию»[1516].

По совокупности данных из разных источников, включая мемуары весьма осведомленного шведского посла в России в 1792-1811 гг. барона К. Л. Штединга, а также расследование советского историка Н. Я. Эйдельмана, можно заключить, что план русско-французского похода в Индию Павел и Наполеон согласовывали: составленный в Петербурге, он затем был отправлен в Париж на «апробование» и возвращен с уточнениями и дополнениями[1517]. Кроме казачьего авангарда в походе на Индию предполагалось задействовать 70 тыс. солдат трех родов регулярных войск (пехоты, кавалерии, артиллерии) - поровну с российской и французской стороны: 35 тыс. французов под командованием Андре Массена (именно его кандидатуру предпочел Павел I) должны были пройти по Дунаю, через Черное море, Таганрог и Царицын к Астрахани и там, в устье Волги, соединиться с 35-тысячной русской армией. Далее объединенное российско-французское войско пересекло бы Каспий и высадилось в Астрабаде (ныне - Горган, на севере Ирана), открыв себе путь - через Герат и Кандагар - в главные области Индии.

Наполеон позаботился не только о военном, но и о научном обеспечении этого предприятия - по аналогии со своим египетским походом. Парижский план похода в Индию гласил: «Избранное общество ученых и всякого рода артистов должно принять участие в этой главной экспедиции. Правительство поручит им карты и планы, какие только есть о странах, через которые должна проходить союзная армия, а также наиболее уважаемые записки и сочинения, посвященные описанию тех краев». Предполагалось даже отправить вместе с войсками «фейерверочных мастеров», которые могли бы устроить в разных городах по пути от Ирана к Индии яркие празднества «для внушения жителям тех стран самого высокого понятия о России и Франции»[1518].