Сказал ему мертвец: «Я сержусь на могильщиков, которые ведут себя не как подобает, ибо, хороня мертвого, пьют водку, напиваются и дебоширят. Недавно вот хоронили покойника рядом с моей могилой, и не заметили меня, и сломали мне один зуб, и осквернили мою могилу, отсюда и моя злость».

Сказал ему Бешт: «Будь милостив, покажи мне твой зуб, я же обещаю тебе, что верну его тебе». Дал ему мертвец зуб. Сказал ему Бешт в ответ: «Обещаю тебе, что верну зуб в мире истинном, но не теперь. Ныне же прошу тебя и даю тебе свой наказ замолвить слово пред Господом, да будет благословен, дабы прекратилась чума в этом городе, и не умирало боле по два человека на день, и не было боле двух больных в одном доме».

Под конец попросил мертвеца улечься в могилу, как прежде. Тотчас улегся мертвец в свою могилу, засыпали ее, починили надгробье, и прекратилась чума в городе. Бешт же выполнил свое обещание, ибо в час кончины своей завещал положить тот зуб с собой в могилу[306].

Возможно, эта история призвана хоть немного «украсить» рассказ о похоронах Бешта, поскольку если что-то и поразило учеников в смерти Бешта, так это именно ее обыденность. Все они явно ожидали, что она будет сопровождаться какими-то чудесами — громами, молниями, мистическими озарениями и т. д., но ничего этого не было. Лишь р. Лейб Кеслер — тот самый, который готов был отдать свою душу в обмен на продление пребывание души Бешта в дольнем мире — позже рассказал р. Яакову-Йосефу из Полонного, что видел, как святая душа Бааль-Шем-Това отошла от тела в виде лазоревого пламени.

Как уже рассказывалось, р. Нахман из Городенки ждал, что такие чудеса начнутся во время похорон Бешта, и очень удивлялся тому, что ничего не видит. И лишь по возвращении с кладбища он «узрел великие чудеса», но в чем именно они заключались, осталось неизвестным. Возможно, тогда перед внутренним взором р. Нахмана предстал Бешт и что-то ему сказал, и впоследствии такие явления у него, да и не только у него были достаточно часто, и о них еще будет рассказано чуть ниже.

В нашем же материальном мире встал вопрос о наследии Бешта.

Причем с материальным наследством особых проблем не было. Дом Бешта — очевидно, по его устному завещанию унаследовала его дочь Адель. Р. Цви-Гирш остался жить в своем доме в Меджибоже, но через несколько лет после смерти отца потерял свою первую жену Малку, женился на Белле — на дочери верного сподвижника Бешта р. Шмуэля из Пинска, и переехал в этот город.

В соответствии с завещанием Бешта на его могиле не было установлено никакого надгробия — возможно, с мыслью о том, чтобы со временем место его захоронения было забыто, как это произошло с могилой Моше-рабейну (Моисея).

Позже, когда снег и дождь стали быстро разрушать могилу, нашелся некий праведный еврей, который решил во что бы то ни стало сохранить могилу Бешта, не нарушая его завещания. Он тщательно спроектировал и соорудил шатер с надежными столбами и кровлей, а затем вместе с помощниками перенес его на кладбище и установил над могилой Бешта. Согласно преданию, вскоре после возвращения с кладбища домой этот человек умер. Впоследствии над могилами Бешта и его ближайшими сподвижниками была сооружена гробница, на которой и сегодня молятся приезжающие в Меджибож многочисленные паломники.

Но главный вопрос, безусловно, заключался в том, кто станет духовным наследником Бешта, то есть возглавит хасидское движение и будет отвечать за его дальнейшее распространение. Как известно, им стал Магид из Межерича р. Дов-Бер, но вот по поводу того, как именно он был провозглашен преемником Бешта, существуют разные версии.

Согласно самой распространенной, таковым его назвал незадолго до смерти сам Бешт, однако традиция движения ХАБАД утверждает, что поначалу роль лидера хасидизма была доверена сыну Бешта р. Цви-Гиршу.

Однако спустя короткое время после смерти Бешта р. Цви-Гирш собрал «священное товарищество» и сообщил, что отец явился ему во сне и дал указание передать права своего преемника р. Дову-Беру из Межерича. И именно после этого многие ученики Бешта увидели, как «источники, которые текли ранее к Бешту, потекли к Магиду из Межерича».

Как бы то ни было жизнь Бешта после его смерти явно не закончилась — и в духовном смысле, так как хасидское движение в иудаизме год от года продолжало стремительно шириться; и в историческом — поскольку его имя просто невозможно вычеркнуть не только из еврейской истории и истории Украины и Польши, но и из истории человечества в целом, и из книг, написанных о Беште, вполне можно составить библиотеку, которая вряд ли уместиться в одном большом зале; и в мистическом — ибо существует множество рассказов о явлении Бешта после смерти как своему сыну р. Цви-Гиршу, так и многим другим хасидским праведникам.

Сам Бешт, напомним, говорил, примерно за неделю до смерти, что если Машиах не придет в течение шестидесяти лет после его смерти, то он снова явится в этот мир в новом обличье. Но поскольку в эти дни ему уже трудно было говорить, и ученики уже не всегда его понимали, то у них были сомнения, правильно ли они расслышали названную Бештом цифру — действительно ли он говорил о шестидесяти годах, или пятидесяти, или даже шестнадцати или пятнадцати.

Мы не знаем, вернулся ли Бешт в наш мир в новом воплощении или нет, но вот одна, очень показательная история из «Шивхей Бешт» о его «жизни после смерти», относящаяся к 1766 году — за два года до печально известной резни в Умани:

— За два года до бегства увидел р. Цви, сын Бешта, своего отца во сне. А он был в стесненных обстоятельствах: задолжал панам, а расплатиться было нечем. Спросил он отца: «ты знаешь о моих бедах?». Сказал тот: «Знаю». Спросил: «А кто сообщил тебе?». Сказал тот: «Ходящие по перепутьям сообщили мне». Спросил: «Кто они такие, ходящие по перепутьям?». Сказал тот: «Аврагам, Ицхак и Яаков, они ходят по перепутьям, и узнают о еврейских бедах и рассказывают на могилах праведников. Они и сообщил мне о твоих бедах. Но мне недосуг говорить с тобой, ибо я должен пойти и отвести навет разбойников, прозываемых гайдамаками»…[307] (185).

Дальше сообщается, что р. Цви-Гирш видел этот сон за три недели до Песаха, а в дни этого праздника на евреев Белой Церкви был возведен кровавый навет, и несколько человек было арестовано,