Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2 февраля 1956 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
Я на 104 с. рукописи нового романа, надеюсь, он подойдет для так называемого взрослого рынка. У меня от него постоянные головные боли и хроническая бессонница, и я все время удивляюсь, как я мог ввязаться в этот глупый бизнес, – но если я выдержу физически, «Дверь в Лето» должна быть закончена вчерне в этом месяце и закончена на чистовую примерно в конце марта. Возможно.
У нас тут на земле лежит фут снега, всюду фазаны. Пикси ненавидит все это. Он считает, что во всем виновата Джинни.
104 страницы превратились в 290, затем сократились до обычного размера, и роман был направлен Кэмпбеллу в «Astounding». Джону он не понравился. Ему вообще не нравились все последние вещи Боба. Он считал, что тот перестал по-настоящему работать над текстом и потихоньку деградирует. В своем письме Азимову он писал:
5 ноября 1956 года
Джон В. Кэмпбелл-мл. – Айзеку Азимову
У меня сейчас на руках роман Боба Хайнлайна, нужно принять решение, что заставляет меня волноваться и беспокоиться. Боб может написать одной рукой лучше, чем большинство в этой области пишут обеими руками. Но, Иисусе, как бы я хотел, чтобы этот сукин сын вынул бы ту, другую руку из кармана. У меня на руках также роман Джека Вэнса; у него прекрасная идея. Если бы Вэнс мог писать так, как Хайнлайн, или Хайнлайн взял бы на себя труд продумывать свои вещи так же крепко, как Вэнс…
Боб вставил в сюжет кота Петрония, известного как Пит. Пит – замечательный персонаж, Боб сделал его восхитительным. Вот только… Он же не имеет ничего общего с этой историей, черт возьми!
Кэмпбелл отклонил роман – через литературного агента, не написав Бобу ни слова о том, что он думает по этому поводу. И Хайнлайн с чистой совестью (он по-прежнему чувствовал себя обязанным Кэмпбеллу) отправил роман Энтони Бучеру в «The Magazine of Fantasy & Science Fiction». Права на книжное издание были у «Doubleday», и это была последняя книга Хайнлайна в этом издательстве – Боб справедливо считал, что там его нагло обворовывают, выпуская бо́льшую часть тиража в «клубных изданиях» с мизерным роялти.
А пока роман о Петрониусе медленно продвигался к печатному станку, настоящий кот Пикси неотвратимо двигался к смерти.
12 января 1957 года
Роберт Э. Хайнлайн – Лертону Блассингейму
Пикси умирает… уремия, слишком далеко зашедшая, чтобы надеяться на ремиссию; несколько дней назад ветеринар отправил его домой умирать. Сейчас ему не больно и он все еще мурлычет, но он очень слаб и изо дня в день становится все более истощенным – как будто по дому бродит маленький желтый призрак. Когда у него начнется период боли, я должен буду помочь ему миновать его и надеяться, что он наконец-то найдет Дверь в Лето, которую искал. Мы очень всем этим подавлены… мы стали чрезмерно привязанными к этому маленькому котику. Конечно же, мы знали, еще когда он только появился у нас, что это должно будет случиться, и я скорее предпочел бы пережить своего домашнего питомца, чем он переживет нас, – мы лучше приспособлены, чтобы выдержать это. Однако от этого нисколько не легче…
Пикси так и не дождался выхода книги. Через месяц сосед Хайнлайнов, Арт Херцбергер, практикующий ветеринар, пришел, чтобы усыпить кота. Хайнлайн завернул еще теплое тельце в свою рубашку и похоронил его. Над могилой вместо памятника Хайнлайны посадили деревце, чтобы местные койоты не смогли раскопать захоронение. С этого дня они больше никогда не называли своих котов именем Пикси. Этот был Пикси Третий, и другого не будет вовек. Аминь.
Попробуем на скорую руку разобрать отправные точки, оттолкнувшись от которых Хайнлайн создал самый теплый и человечный роман в своем творчестве.
Вначале был Жюль Верн, затем Том Свифт и журналы Гернсбека. Герои Верна обстоятельно объясняли, как сделать то-то и то-то, формируя простенькую, но чрезвычайно сильную мысль «Все возможно, если знать, как птичка устроена». Том Свифт неустанно изобретал различные гаджеты и создавал приятную иллюзию того, что вокруг – непаханая целина для гениального одиночки. А Гернсбек поддерживал ощущение, что инженеры – авангард и лучшая часть человечества и что можно творить любые чудеса, если только немного подучиться. Хайнлайн впитывал этот наркотик с детских лет и до преклонного возраста истово верил в гаражные технологии и силу одиночек. Это был принципиальный вопрос мировоззрения. Хайнлайн был убежден, что часть равна целому и способна его с успехом заменить. Он не верил в необходимость кооперирования, разделения труда и поддержания социальных структур. Он так и прожил свою жизнь в добровольной внутренней робинзонаде, всякий раз с удовольствием доказывая, что может обойтись без помощи узких специалистов. Главное, придумать как – и постараться сделать то, что задумано.
При этом Хайнлайн не мог похвастаться систематически полученным образованием. За его плечами была начальная и средняя школа. В 1924-м, ожидая поступления в Академию ВМФ, он пару месяцев проучился по технической программе в колледже. В Академии был курс прикладной математики, включавший в себя сферическую тригонометрию, дифференциальное исчисление, баллистику и т. п., а также черчение, но флот не позволил ему получить полноценное высшее образование, на что он рассчитывал при поступлении. В 1933 году отсутствие признанного документа об окончании колледжа или технического училища (флот не выдавал таких бумаг) не позволило ему поступить в университет. Он хотел в Калтех, к Фейнману и прочим небожителям, а вместо этого пришлось довольствоваться ролью вольного слушателя в Калифорнийском университете. Он начал посещать курсы атомной физики, химии, оптики, но это довольно быстро кончилось – его здоровье было еще слишком слабо для высиживания на лекциях, а перспективы получения диплома были весьма туманными. Затем его сманила политика, и более к точным наукам он до войны не возвращался. И тем не менее образования, полученного на первых курсах академии, было достаточно, чтобы занять во время войны в лаборатории ВМФ должность гражданского инженера.
Удивительно, но довольно рутинные тесты образцов плексигласа в поисках оптимальных соотношений пополам с бюрократической волокитой так и не погасили юношескую страсть Боба к выдумыванию разных штучек. Они только убедили его, что начальство, а особенно военное начальство – совершенно ненужная помеха на пути прогресса.
И еще вера в могущество Логарифмической Линейки.
Вот краткий перечень идей из произведений Хайнлайна (были это его собственные или где-то прозорливо позаимствованные – не важно), которые позднее вошли в наш быт:
1940 г. Бесконтактные сушилки для рук («Ковентри») – теперь они повсюду, а в 1940-х годах, по-моему, даже одноразовых бумажных полотенец не было.
1940 г. Солнечные батареи («Дороги должны катиться», «Ковентри», «Да будет свет!») – теперь они на каждом калькуляторе.