Однако 8 сентября к перевороту было готово только командование ВМС. В этот день адмиралы собрались в Военной академии Вальпараисо, но никакой ясности относительно позиции армии и ВВС у них не было. Без прояснения этого вопроса рисковать никто не хотел[898].

Решили еще раз встретиться на следующий день, в воскресенье в доме адмирала Пабло Вебера – вроде бы как поболтать после церковной мессы.

Командующий морской пехотой адмирал Уидобро понял, что путч под угрозой срыва, и решил пойти на прямой обман. В это время в Вальпараисо находился начальник разведслужбы генерального штаба капитан ВМС Ариэль Гонсалес. Уидобро уговорил его предстать в роли посланца Пиночета и командования ВВС, которые якобы готовы к перевороту. На встрече в доме Вебера Уидобро солгал, что ночью ездил в Сантьяго и заручился поддержкой Пиночета и командующего ВВС Густаво Ли[899]. Адмиралы не очень ему поверили, и тогда Уидобро попросил пригласить в зал свидетеля его «переговоров» – капитана Гонсалеса. Гонсалес, не моргнув глазом, все подтвердил.

После этого адмиралы наконец решились выступить и наметили точную дату переворота: вторник, 11 сентября, в шесть часов утра. Участники совещания направили Уидобро и Гонсалеса в Сантьяго с посланием к Аугусто Пиночету и Густаво Ли, которое от руки написал главком ВМС Торибио Мерино: «Густаво и Аугусто, даю слово чести, что день Н (буква латинская – прим. автора) – это 11-го, а час Н – 6.00. Если вы не сможете в этот день принять участие всеми силами под вашим командованием, то сообщите об этом. Адмирал Уидобро уполномочен обсуждать с вами любые вопросы. Приветствую вас с надеждой и пониманием. Мерино»[900]. Подумав немного, адмирал сделал две приписки: «Густаво, это последняя возможность. Х. Т.» (то есть Хосе Торибио – инициалы Мерино) и «Аугусто, если ты не задействуешь все силы Сантьяго с самого первого момента, то мы не останемся в живых. Пепе» (Пепе – уменьшительное от Хосе).

Уидобро и Гонсалес переоделись в гражданскую спортивную одежду (если бы их задержали сотрудники службы расследований, офицеры сказали бы, что собрались на рыбалку) и поехали с посланием Мерино в Сантьяго. Правда, пришлось вернуться – Уидобро забыл в форме деньги.

В это время все генералы, адмиралы и большинство офицеров были возмущены заявлением Альтамирано, сделанным 8 сентября. Лидер СПЧ не только признал, что встречался с моряками, которых теперь судили за призывы к неповиновению («я волен встречаться с кем захочу и слушать все, что мне рассказывают»), но и довольно пренебрежительно высказался о боевой мощи вооруженных сил. Если генералы и адмиралы, сказал Альтамирано, пойдут на путч, то Чили превратится в «новый Вьетнам» и военных быстро раздавит народная мощь.

Непонятно, зачем Альтамирано провоцировал военных, но добился он только одного – теперь правительство стали ненавидеть не только генералы, но и многие офицеры, которые восприняли слова лидера социалистов как оскорбление вооруженных сил. Он прекрасно знал, что никакого оружия для оказания сопротивления армии ни у социалистов, ни у миристов нет, если не считать пару гранат, автоматов, винтовок и пистолетов. Скорее всего, Альтамирано хотел припугнуть военных – мол, о заговоре все известно. Но своей выходкой он лишь подтолкнул к действиям Пиночета, опасавшегося теперь за свою жизнь.

Основываясь на опыте путчей 1969-го и июня 1973 года, левые в Чили, включая Альенде, думали, что может восстать только часть армии, но большинство военных останутся на стороне законных властей и подавят переворот, а в крайнем случае – раздадут оружие сторонникам правительства.

9 сентября Пиночет вызвал к себе Густаво Ли – главком чилийских вооруженных сил праздновал день рождения своей дочери Жаклин. Ли приехал с бумагой от Мерино и с порога стал возмущаться: ВВС не намерены терпеть Альенде после высказываний Альтамирано. Пиночет слушал и приводил в порядок свои бумаги на рабочем столе в кабинете. Потом он задумчиво спросил: «Но ты отдаешь себе отчет в том, что все это может стоить нам жизни?»[901] Тем не менее Пиночет и Ли вместе подписали бумагу Мерино, и Пиночет даже скрепил ее печатью главкома вооруженными силами.

Заметим, что еще 8 сентября позиция Пиночета была неизвестна идейным вождям заговора – Густаво Ли и Торибио Мерино. Тогда к главкому послали генерала Серхио Арельяно Старка, который заявил, что переворот в любом случае состоится – с Пиночетом или без него. В ответ якобы возмущенный Пиночет ударил кулаком по креслу, на котором сидел, и крикнул: «Я же вам не марксист, черт подери!»

10 сентября президент собрал экстренное заседание кабинета и объявил, что завтра обратится к народу с предложением о проведении плебисцита. Альенде планировал выступить с этой инициативой в Техническом университете Сантьяго, радиостанция которого контролировалась коммунистами. Президент хотел поставить все на одну карту, но был твердо уверен, что соберет на референдуме как минимум 55 % голосов. В случае проигрыша он готов был подать в отставку.

Альенде долго беседовал 9 сентября с лидером МИР Энрикесом, который полностью отверг идею референдума как отступления перед оппозицией. Той же точки зрения придерживался Альтамирано. Оба эти политика толкали Альенде на конфронтацию с оппозицией и требовали немедленно уволить 10 наиболее реакционно настроенных генералов. Но Альенде понимал, что сделай он это – и его противники в вооруженных силах немедленно воспримут такой шаг как желанный предлог для переворота.

Однако президент отнюдь не был мягкотелым интеллигентом, закрывавшим глаза на положение дел в армии. Сотрудники службы расследования круглые сутки следили за адмиралами из командования ВМС – Альенде было ясно, что путч начнет именно флот.

Заметим, что кричавшие о своей революционности миристы предвидели возможность переворота. Энрикес уже давно ночевал на конспиративной квартире[902]. А руководство СПЧ заранее наметило место, где лидеры партии должны были собраться к моменту начала военного переворота, – государственную фабрику «Мадесма», которая совсем недавно подверглась армейской «оперативке».