это не помешало мне вылить ему в бокал с элем целый пузырек «Насосной клизмы» — пока он звал вышибал, и отвернулся на десять секунд, — продолжила Ханна. — Конечно, десять секунд — маловато, но ловкость рук у меня тоже неплохо развита. В общем, я ушла, а этот боров, по слухам, потом в туалете ремонт делал — так его изнутри разорвало, что унитаз не выдержал.

— И причем тут приворотное зелье?

— Так он же мне отомстить решил. Договорился с кем-то, чтобы меня в другой паб пригласили выступать, где он будет поджидать. Хотел меня после выступления избить, связать, а потом вместе с дружками толпой изнасиловать, по кругу пустить. Ну, а я как его в зале увидела, так сразу поняла, что к чему. И к владельцу паба пошла — мол, можно мне деньги авансом? Он кивнул, и к сейфу, а я ему в чашку с чаем — приворотное зелье. И что вы думаете? К концу моего выступления он готов был у меня в ногах валяться, и их же целовать, а борову и его дружкам и пальцем не разрешил меня тронуть, наоборот, как узнал, что они собираются делать, чуть их там не положил всех. С тех пор я приворотное зелье с собой и ношу, полезная штука оказалась.

Непродолжительное молчание.

— А за выступления много дают? — наконец, нарушила тишину Безумная. — Просто, я тоже пару монологов могу накропать. Не ради денег, а чисто ради острых ощущений, чтобы тоже по пабам ходить и во всякие истории влипать.

— Даже не думай! — предупредила Катя. — Пора твоей бурной юности прошла, теперь ты — боевой маг, и должна более серьезно относиться к своей будущей профессии.

— Вот именно, лучше не надо, — поддержала Ханна. — Я тоже собираюсь завязать. А то мало ли, что еще может случиться.

— Я в таких случаях придерживаюсь принципа «чему быть, того не миновать», — Алиса отхлебнула чай. — А у тебя парень есть?

— Был. Сбежал.

— Куда?

— Под крыло к другой студентке. Вообразил, что я его зельем приворожила. Ха! На самом деле, ему просто нужен был повод, чтобы меня бросить.

— Все мужики, они такие. Ой, я это уже говорила? Ничего, повторение — мать учения…. Кстати, Кать, а чего сегодня делать будем? Может, в честь заселения вечеринку устроим? Ханна, ты как?

— Я не люблю шумные вечеринки и большие компании, — призналась рыжеволосая. — Я вообще социопат. Но, думаю, прежде чем веселиться и все такое, вам стоит сегодня сделать всякие дела, связанные с поступлением в Академию.

— Какие еще дела? — удивилась Катя. — Я думала, нам на занятия идти только завтра.

— Это да, — согласилась Ханна. — Но у вас есть наручные коммуникаторы, чтобы там было расписание? Какой урок первый, какой последний?

— Наручные… что, прости? — не поняла Алиса. — Это что-то вроде умных смарт-часов?

— Нет, это техномагическое устройство, — студентка караханской Академии продемонстрировала собственный коммуникатор. — Как мобильный телефон в вашем мире, только в нем больше функций.

— Нам такие не выдавали, — прищурилась Катя. — Нас просто привезли сюда, и сказали, что завтра на занятия на девять утра. Больше ни слова не сказали.

— А, кроме того, вам придется зайти в студенческий совет. Они знакомятся со всеми новичками, и составляют анкеты.

— Про местный студсовет я читала, — обрадовалась Алиса. — Там еще главная такая… блин, забыла, как ее зовут. Но, короче, она вся из себя такая классная, дружелюбная, и все такое.

— Ну вот, это все лучше сделать в первый день, — закончила Ханна. — А то завтра начнете метаться туда-сюда, и ничего не успеете, по себе знаю. А вечеринки и всякие гулянки у нас тут и так каждые выходные.

— Слушай, сестренка, а она права, — согласилась Ледяная Королева. — Тебе же так не терпелось попасть в эту Академию, что ты предала всех своих друзей. Так давай сейчас сходим, посмотрим, что там происходит.

— Сходим, — согласилась Безумная, пропустив очередной упрек мимо ушей. — Ханна, ты с нами?

— Ну… занятий у меня сегодня нет. Но схожу, за компанию. Заодно расскажу, как там и что. Мы же теперь соседи, должны друг другу помогать.

37

Между тем в Карахане назревали не очень хорошие события, связанные, прежде всего, с непростой политической обстановкой вкупе с народным недовольством касательно положения страны в общем и личной безопасности каждого конкретно.

Началось все как раз накануне прибытия Алисы и Кати в караханский БАМ, в обычные, ничем не примечательные восемь часов вечера.

— Добрый вечер, меня зовут Охта Скарабеева, и это программа «Целый час правды», — прозвучало с экранов телевизоров искушенных граждан.

В последнее время у многих караханцев вошло в любимую привычку вместо анекдотов, шуток и приколов слушать тот нелогичный бред, попахивающий шизофренией и манией величия, который доносился в студии всяких там политических передач. И, хотя некоторые (наверное, по наивной дурости) воспринимали этот бред всерьез, здравомыслящие люди прекрасно понимали, что к чему. Но все равно, смотрели такие передачи по чуть-чуть, минут десять-пятнадцать. Это же, как в цирке — отсидел представление, в клоуна пальцем потыкал, поржал от души, и с хорошим настроением пошел домой, или куда еще по своим делам.

Госпожу Скарабееву такие нюансы не смущали. Она продолжала вести свои передачи, целый час долдонила какие-то длинные, заумные, никак не связанные друг с другом слова, обливала грязью то одних, то других, стравливала приглашенных гостей между собой, комментировала их перепалки, тем самым разжигая еще большую ненависть, временами доходившую до драки, и при этом чувствовала себя, прямо скажем, неплохо. Ее абсолютно не волновал тот факт, что словесно оправдывая любые действия президента Замбечива (какими бы идиотскими они не казались нормальному человеку) она выглядит таким же недалеким человеком, как и сам глава государства. Ее больше волновал запах денег, которые шлепались в ее карман после каждой такой передачи. Ну, и, конечно же, первое место в ее мозгах занимал вопрос, как лучше эти деньги потратить.

Отдельного абзаца описания заслуживал так называемый сурдопереводчик, который работал на этой передаче.

Парень, который выполнял роль сурдопереводчика, и переводил все озвученное на язык жестов, поначалу ответственно относился к своей работе — то есть, переводил все дословно, как и надо. И даже отчасти верил во все, что переводил. Но, постепенно осмысливая абсурдность речи госпожи Скарабеевой, ее истеричные крики и вообще всю эту «дерьмометалку», как некоторые наблюдательные зрители окрестили передачу, сурдопереводчик начал потихоньку бунтовать. Особенно его добил тот факт, что руководству телевидения было либо наплевать на происходящее, либо же оно по конкретным причинам закрывало на это глаза, делая вид, что