Эстер сопровождала Традесканта в долгих прогулках по застывшему саду, где он демонстрировал свои деревья и сообщал их названия. В ветреную: дождливую мартовскую погоду Джон проводил дни в оранжерее, перед столом с горшками для пересадки и бочонком просеянной земли, обучая Эстер сажать семена. Он показал ей привередливые растения, оставленные в оранжерее с осени до весны для спасения от зимних морозов, показал, чем садоводы занимаются зимой — чистка больших кашпо и кадок, куда потом посадят растения; мытье и проветривание горшков; подготовка всего необходимого для весенней посадочной лихорадки. Один из работников всю зиму только тем и занимался, что просеивал землю для горшков и грядок с рассадой. Другой возился с устрашающего вида бочкой с водой, обогащенной конским и коровьим навозом, с добавлением особого супчика из крапивы — собственного изобретения Джона. Весной этим раствором сбрызгивали каждый драгоценный росток.

Так прошло несколько спокойных недель. Наконец в порт прибыл корабль, и один из моряков доставил Традесканту запечатанный пакет с семенами и письмо из Виргинии. Прочитав его, Джон сказал:

— Мой сын вернется домой к апрелю. Он написал мне перед тем, как на неделю уйти в леса. У него индеец-проводник, он сопроводит его к растениям и благополучно доставит обратно. — Традескант помолчал, глядя на тлеющие угольки в золе. — Поскорее бы он был дома. Я просто жду не дождусь, когда он наконец приедет и все уладится.

— Приедет, никуда он не денется, — подбодрила Эстер.

В голове у нее промелькнула одинокая предательская мыслишка, что они и без него очень даже неплохо справляются. Джон занят работой и доволен. Музей приносит доход, пусть и небольшой, но зато постоянный. Она каждое утро занимается детьми и каждый вечер целует их перед сном.

— Думаю, сейчас Джей в пути, — продолжал Традескант. — Это письмо отправлено восемь недель назад. Может, он уже в море.

— Господь храни его, — промолвила Эстер, взглянув в окно на темное мартовское небо.

— Аминь, — отозвался Джон.

В конце месяца он снова заболел. Он мерз, у него ломило все кости. Но держался он непреклонно и заверял, что его ничто не беспокоит и вообще все в порядке.

— Всего лишь устал, — успокоил он Эстер с улыбкой. — Просто старые кости.

Она не уговаривала его подняться с постели и поесть. Выглядел он так, будто достиг конца долгой и тяжелой дороги.

— Мне кажется, я должен написать письмо сыну, — спокойно произнес Джон как-то утром, когда Эстер сидела в изножье его кровати и шила фартук для Фрэнсис.

Она сразу отложила шитье в сторону.

— Но ведь он не получит его, если уехал из колонии, как собирался. Скорее всего, ваш сын уже в море.

— Я не стану посылать это письмо, он прочитает его здесь. Если я уже не смогу пообщаться с ним.

Эстер серьезно кивнула, не торопясь переубеждать Джона.

— Ваше состояние ухудшилось?

— Я чувствую себя старым, — признался он. — Я не надеюсь, что буду жить вечно, поэтому хотел бы уладить все дела. Ты напишешь письмо за меня?

— Если вам так хочется, — ответила Эстер после недолгого молчания. — Или я могла бы позвать писца, и он написал бы под вашу диктовку. Пожалуй, будет лучше, если письмо будет написано не моей рукой.

— Ты умница, Эстер, — похвалил Традескант. — Разумный совет. Пошли за кем-нибудь из Ламбета, я продиктую письмо сыну и закончу завещание.

Эстер направилась к выходу, но в дверях остановилась.

— Надеюсь, вы ясно выразитесь и доведете до сына, что он не обязан жениться на мне. Ваш сын сам примет решение, когда приедет. Я не часть его наследства.

На бледном лице Джона мелькнуло слабое озорное выражение.

— И в мыслях не было! Все будет так, как ты хочешь. — Он с трудом вздохнул. — Пошли за писцом из Ламбета, а еще позови моих душеприказчиков. Пусть все в моих делах будет прозрачно и четко.

Вскоре явился писец, а вместе с ним и душеприказчики: брат Элизабет Александр Норман и управляющий Бекингема Уильям Уорд, с которым Джон работал много лет назад.

— Буду твоим душеприказчиком с огромным удовольствием, — заверил садовника Александр, усаживаясь рядом с кроватью. — Но я ожидал, что это ты будешь моим душеприказчиком. У тебя просто зимний ревматизм. Весной мы еще увидим тебя в саду.

Джон устало улыбнулся и откинулся на подушки.

— Может быть, — ответил он. — Только возраст уже сказывается.

Александр Норман просмотрел завещание и поставил под ним свое имя. Он наклонился к Джону, пожал ему руку и промолвил:

— Господь хранит тебя, Джон Традескант.

Уильям Уорд, старый управляющий герцога Бекингема, выступил вперед и подписал завещание, которое подал ему писец, затем взял Джона за руку.

— Я буду молиться о вас, — пообещал он тихо. — Вы будете в моих молитвах каждый день, вместе с нашим господином.

Услышав эти слова, Джон повернул голову.

— Вы все еще молитесь о нем?

— Конечно, — подтвердил управляющий. — Теперь о нем болтают все, что вздумается, но мы, его слуги, помним его как господина, которого мы все боготворили. Так ведь, Джон? С нами он не был тираном. Он щедро платил нам, дарил подарки, смеялся над ошибками. Он мог впасть в ярость, но потом быстро оттаивал. О нем и тогда плохо говорили, а сейчас — еще хуже. Однако для тех, кто знал его, он был лучшим хозяином.

— Я любил его, — прошептал Традескант.

Управляющий кивнул.

— Когда попадете на небеса, встретитесь с ним, — сказал он бесхитростно. — Думаю, он и там затмевает ангелов.

Завещание подписали, запечатали и передали писцу в полном согласии с душеприказчиками. Однако Эстер была уверена, что Джон не покинет этот мир, пока не увидит свои тюльпаны в последний раз. Нет такого садовода в мире, который, как язычник, не поклонялся бы весне. Каждый день Джон садился в кресло у окна своей спальни и высматривал крошечные побеги зеленых весенних луковиц, пронзивших холодную землю.

Каждый день Фрэнсис заходила в его комнату с охапками новых бутонов.

— Вот, дедушка, желтые нарциссы уже распускаются, и маленькие белые тоже.

Она раскладывала цветы на одеяле, укутывающем колени Джона, и они оба не обращали никакого внимания на клейкий сок из обрезанных стеблей.

— Просто чудо, — восхитился как-то Джон, любуясь цветами. — А они пахнут?

— Как в раю! — с упоением воскликнула Фрэнсис. — Желтые пахнут как солнечный свет, как лимоны и как мед.

Традескант фыркнул от удовольствия.

— А тюльпаны скоро будут?

— Придется подождать, они все еще в бутонах, — сообщила девочка.

Старик улыбнулся внучке и нежно произнес: