Основная часть колонны работала на отсыпке полотна. Грунт для отсыпки брали в местном карьере, куда проложили узкоколейку и вагонетками, вручную подвозили грунт к железке и подсыпали его к действующей насыпи, отходя в сторону, когда мимо мчался состав с пыхтящим паровозом во главе, о приближении которого предупреждали сигнальщики на обоих концах строящегося участка пути.

После отсыпки участка полотна, его уминал гусеничный трактор, приданный в помощь строителям, сверху укладывалась щебенка, на которую укладывались шпалы. На шпалы заносились рельсы, прибивались к шпалам, заезжал маневровый паровоз с гружеными вагонами, путь оседал под их тяжестью и тогда зэки вновь подсыпали грунт до подъема нового пути на уровень действующей колеи.

Работа была, конечно, тяжелая, но с частыми перерывами на пропуск поездов, а потому и норма выработки всегда ставилась от выполненного объема, что обеспечивало приличное питание по пайку для успешно работающих.

В июне, Иван Петрович как-то отпросился от работы у воспитателя на прием к фельдшеру, жалуясь на больную ногу, колено которой всё в шрамах от операций после давнего ранения, опять распухло и покраснело.

Фельдшер осмотрел колено, дал какой-то мази и посоветовал впредь туго бинтовать колено перед работой, ходить только прямо и постараться меньше приседать.

Советы были дельные, но глупые для зэка: работать приходилось, там, где заставляли, а уж надо будет приседать или нет – как потребуется. Ещё фельдшер дал кусок холста для бинтования ноги и показал, как надо делать повязку.

Иван Петрович поблагодарил, и пошел было назад в барак, принять участие в уборке помещения, как заболевший, но передумал и направился в парикмахерскую, где ему подстригли голову по опушкам лысины и побрили бороду, которую он отрастил за зиму, для защиты от мороза и, как оказалось, от гнуса борода тоже помогала. Стрижка и бритье обошлись ему в 5 рублей, поскольку парикмахер был из вольнонаемных и услуга платная.

После парикмахерской он зашел в отдел колонизации, где снова посоветовали ждать решения сверху, а ещё лучше, чтобы он сам написал в Москву в НКВД: он не враг народу, и ему должны пойти на– встречу.

Вернувшись в барак, Иван Петрович принялся писать письма в НКВД, Калинину, который был тогда руководителем Советов и ещё он написал знакомому большевику – Гиммеру, который хотя и был уже на персональной пенсии, но имел влиятельных знакомых и вполне мог бы помочь в деле колонизации.

Пока Иван Петрович писал письма, котёнок, который незаметно превратился во вполне взрослого кота, тёрся об его ноги, выпрашивая подачку. Иван Петрович недавно получил очередную посылку от тёщи и там оставался еще кусочек соленого сала. Он отрезал кусочек и бросил его коту. Тот понюхал, попробовал, недовольно морщась, съел солонину и пошел вон из барака в поисках пропитания. Он уже вполне обучился охоте на мышей и удачно их ловил в куче мусора у барака, куда зэки иногда, выбрасывали остатки каши, привлекательные для серых грызунов.

Фаланга вернулась с работы засветло, зэки поужинали, вечерняя заря дожидалась прихода утренней зари, в эти длинные, летние дни и Иван Петрович с Мироновым присели на бревно у входа в барак, отдыхая от труда и забот тихим и теплым, летним вечером.

– Жаль Иван Петрович, что ничего у тебя не получается с колонизацией, – продолжил разговор Миронов, который был уже в курсе неудачного похода напарника в отдел по колонизации.

– Глядишь и я за тобой вслед подался бы в колонисты – учителя, хотя вряд ли мне уже придется работать учителем: моя судимость – антисоветская, а таким работать учителями нельзя. Опять мы с тобой в разных сословиях находимся: прежде ты был дворянин, а я крестьянин – казак, теперь ты уголовник, а я политический. Хорошо, что большевики сословия отменили, как ты думаешь, Иван Петрович, правильно они это сделали?

– Конечно, правильно, не должно быть никаких сословий. Все люди рождаются равными: маленькими и голыми, но сразу начинается их разделение в зависимости из какой семьи, кто происходит, и какое обеспечение эта семья может дать ребёнку.

А дальше пошло-поехало: один – дворянин, ему, как было и мне, кое-какие привилегии, а другой – крестьянин, тому одни обязанности да повинности положены и никаких прав. Тоже было и с рабочими, бесправными при царе. Сейчас при большевиках, рабочие стали правящим классом по марксисткой теории. Опять из грязи в князи, что, по-моему, тоже перегиб, но в другую сторону.

Все люди должны иметь равные права и, главное, равные возможности пользоваться этими правами. Что толку иметь право учиться, но не иметь средств платить за эту учебу? Привилегий не должно быть ни у кого: ни у дворян – бывших, ни у рабочих – настоящих.

Большевики неправильно разделили людей на классы и дают привилегии рабочим. Надо людей делить по способностям и порядочности: рабочий тоже может быть подлецом, а дворянин – порядочным: например декабристы все были дворянами и вождь большевиков – Ленин, тоже был дворянином.

А главное зло, по-моему, не в привилегиях сословий и классов, а в наследовании собственности от отцов к детям и далее. Дети помещиков наследовали поместья вместе с крепостными крестьянами, а когда крепостное право отменили, то эти крестьяне стали арендовать земли у помещиков, отдавая взамен часть урожая.

Крестьяне работали, а наследнички жили в свое удовольствие. Тоже самое с наследниками фабрикантов, банкиров, купцов и прочих, кому родители передают своё имущество и капитал по наследству.

Человек сам ничего не сделал полезного, ничего не умеет и никогда не работал, а получил наследство и пожалуйста, живи в свое удовольствие, пока наследство не промотаешь.

Моему отцу от деда достался только дом с усадьбой, а землю дед продал местечковому еврею, имевшему в селе трактир и магазин. Дед рассчитался с долгами, а отец поступил на военную службу в офицеры, дослужился до капитана артиллерии и, выйдя в отставку, жил в дедовском доме на пенсию и ещё работал учителем.

Потому я и говорю, что наследование имущества и капитала это главное зло человечества. Животные не наследуют от родителей ничего, кроме инстинктов и потому в животном мире властвует животная справедливость: родители, как умеют, выращивают потомство, а это потомство дальше само заботится о себе наравне с другими.

Кто-то из людей, в прошлом, обманом, силой или умением и сноровкой стал владельцем имущества и капитала, пусть даже по заслугам, но причём здесь его наследники, которые ничего не сделали и ничего не умеют? Почему они, бездельничая, могут жить благополучно на наследство, а более достойные люди добывают