Джасин кивнул на Аманвах и Сиквах:

– И союзники тебе тут как тут. Сегодня я стану большим богачом. Ты удивишься, сколь многие лорды щедро заплатят за пару красийских принцесс-заложниц. И еще больше, если я докажу, что баронова королева бала – всего-навсего королевская подстилка.

Сиквах дернула за дубинку, но стражник лишь усилил зажим.

– Кончай елозить, девка, а то наведешь меня на мысли.

– Никаких мыслей, – распорядился Джасин. – Не здесь. Надо покончить с делом и убираться.

– Они убили Андерса, – напомнил арбалетчик, удерживающий Кендалл. – За это полагается пустить кровь.

– Он знал, чем рискует, – ответил Джасин, – но можешь забить за это насмерть Рожера и девчонку.

– А, отлично. – Стражник осклабился и потянулся к ремню за дубинкой.

– Нет! – Рожер попытался откатиться, но в его запястье впечатался сапог, а дубинка снова прошлась по животу, яйцам и голове.

Перед глазами, как подвыпившие танцоры, заплясали световые пятна.

Когда зрение прояснилось, Рожер посмотрел на Аманвах:

– Прости, это я виноват. – Слова получились смазанными.

Аманвах ответила жестким взглядом:

– Достаточно. Сиквах!

Сиквах ударила ногой через плечо, пнув стражника в лицо. Затем перехватила его руки крест-накрест, нырнула вперед и одним броском швырнула к дальней стене. Дубинка осталась у нее в руках. Сиквах не замедлила метнуть ее в того, что стоял над Рожером, – попала в голову и сбила с ног.

Аманвах нанесла стальными пальцами точный удар в плечо своему стражнику. Рука у того повисла, и дама’тинг, схватив другую, вытянула ее и вывернула, отчего захватчик грохнулся на ступени, тогда как Аманвах наступила ему на горло.

Сиквах уже прыжком устремилась к стражнику, который распинал Кендалл. Тот выпрямился ей навстречу, но она увернулась и обхватила его за шею ногой. Крутанувшись в воздухе и уже падая, сломала ему своей тяжестью позвоночник.

Джасин без колебаний выхватил нож и бросился на Рожера. Стражник, сбитый Сиквах, приходил в себя, а Сали и Абрум ринулись в наступление с собственными дубинками.

Мановение пальцев – и заточенный треугольник, излюбленное оружие Колива, вонзился в руку Джасина, державшую нож. Соловей выронил его и вскрикнул, Сиквах же вступила в бой.

Рожер предположил, что дальнейшее было боем, но это слово плохо описывало по сути односторонний поединок. Сиквах не сражалась. Она просто убивала.

Сали замахнулась дубинкой, но Сиквах перехватила запястье, подскочила вплотную и перевела инерцию движения в удар локтем, который поразил Сали в горло. Она швырнула ее крупное тело в Джасина и танцующей походкой двинулась к стражнику в маске. Тот вскинул руку, но Сиквах вывернулась из-под удара, сделала круг и впечатала локоть ему в хребет. Звучно щелкнуло. Стражник умер до того, как рухнул на пол.

Абрум предпочел жить и повернулся, намереваясь бежать, но Сиквах бросила вслед дубинку и попала в бедро. Удар показался скользящим, но нога подкосилась, и Абрум упал на колено. Она схватила его за голову и сделала через нее сальто, сломав ему шею.

И так все мгновенно кончилось.

Джасин старался выбраться из-под туши Сали. Та всегда походила лицом на лесного демона, но сейчас оно почернело и стало еще ужаснее.

Рожер подобрал оброненный Джасином нож и кое-как встал. Аманвах склонилась над Коливом, глядя в его невидящие глаза.

– С честью ступай одиноким путем, шарум. Эверам приготовил тебе награду на Небесах.

У Рожера перехватило дыхание. Они с Коливом вместе стояли в ночи. Он не разделял романтических воззрений красийцев, но что-то, несомненно, связывало мужчин.

А теперь Колив мертв, потому что Рожер слишком испугался, чтобы убить Джасина. Еще одно имя на медальон. Сколько же их поместится?

– Больше ни одного, – сказал Рожер.

Он никогда не убивал никого, кроме демонов, и постоянно задумывался, способен ли умертвить человека. Но сейчас колебания отпали – и никаких прощальных слов. Лезвие вошло в глазное яблоко Джасина, как в вареное яйцо, и, когда Рожер провернул нож, тело Соловья пронзила последняя неистовая судорога.

И в этот миг их обнаружила настоящая дворцовая стража.

333 П. В., зима

Щелкнул замок, и Рожер подобрался. Толстую дверь из златодрева оковали сталью. В ней не было ни оконца, ни замочной скважины – только щель над полом, в которую пролезал поднос. Угадать, кто стоял по ту сторону, было невозможно.

Но правду сказать, это не имело значения. У Рожера пропал задор. Дворцовая стража, взбешенная гибелью товарищей, не сдерживалась, выбивая из него признание. В конце концов, об этом распорядился Джансон, а первый министр пришел в ярость из-за гибели племянника.

Рожер едва оставался в сознании, когда от него наконец отступили, и, на свое счастье, отключился – чтобы очнуться здесь.

Глянув в крошечное окно, он понял, где оказался. В Южной башне.

Великий Энджирсский собор построили до Возвращения. Четыре каменные башни соответствовали сторонам света. В Северной имелся огромный колокол, слышный за мили. В других – кельи, где веками держали еретиков и политических заключенных. Людей слишком влиятельных – или королевского рода, – чтобы казнить; слишком опасных – или подвергающихся опасности, – чтобы заточить в обычную тюрьму.

Рожер знал знаменитые истории о башнях, немало сочинил о них сам, но и не думал когда-нибудь стать их героем.

Дверь распахнулась, и он сел. В щелки распухших век увидел Лишу, облегченно вздохнул и повалился обратно на незатейливую койку.

– Рожер! – вскричала Лиша и бросилась к нему, когда дверь захлопнулась.

Она взяла его лицо в ладони, но сразу стала деловой, изучая синяки и ссадины. Рожер взвизгнул, когда она отбросила одеяло и принялась ощупывать тело, выискивая переломы и кровотечения.

– Проклятые дикари, – пробормотала Лиша, вставая.

Она подошла к окну, задернула плотную шторку и вернулась к койке.

– Че творишь? – невнятно произнес Рожер, а она, не прикоснувшись к травам в карманах фартука, взялась за меточный набор.

– Лежи смирно, – приказала Лиша, беря тонкую кисточку и баночку чернил. – У нас мало времени, а я обещала Аманвах сперва починить тебя, а уж потом разговаривать.

– Починить? – переспросил Рожер.

Или попытался переспросить. Губы отказывались как следует выговаривать слова.

Не заботясь о приличиях и не отвечая, Лиша раздела его и начала рисовать на коже метки. Рожер содрогнулся при виде кости демона, извлеченной из мешочка с хора, но боль была слишком люта, чтобы спорить.