Другие европейские главы правительств, как и Миттеран, были бы только рады, если бы Советский Союз воспрепятствовал объединению Германии, даже если бы для этого пришлось применить силу. К примеру, итальянский премьер-министр Джулио Андреотти выступал против объединения и призывал вывести танки на улицы (“порой они необходимы”), чтобы разогнать антисоветские демонстрации в Вильнюсе и других городах, чего и можно было ожидать от почетного доктора Пекинского университета и так называемого “человека чести”. Одна Маргарет Тэтчер продемонстрировала приверженность идеалам демократии, выразив сожаление по поводу объединения Германии, но радостно встретив падение Берлинской стены и тирании, которую она символизировала[1063].

Канцлеру Колю нелегко бы оказалось справиться с резней в духе расправы на площади Тяньаньмэнь, которая случилась бы у него на пороге, но его оппоненты, без сомнения, увязли бы в пропагандистских доводах, что восточногерманские демонстранты угрожали атмосфере разрядки и пробуждали неонацистскую ностальгию по объединенной Германии. Колю пришлось бы смириться с бахвальством и попытаться снова оградиться от Востока. Социал-демократы и представители западногерманской интеллектуальной элиты, конечно же, поддержали бы любую попытку позволить лейпцигским демонстрантам похоронить павших, пока проводились бы священные ритуалы возобновления разрядки. В конце концов, западногерманские социал-демократы еще в 1989 г. отказались поддержать попытку восточных немцев основать собственную (нелегальную) социал-демократическую партию. Вместо этого они осторожно готовили совместные доклады и конференции с “товарищами” из Восточного Берлина.

В Западной Германии к объединению не призывала ни одна серьезная политическая сила. Зеленые были против объединения. Социал-демократы перестали даже на словах отстаивать свои идеалы. Свободные демократы обходили вопрос стороной. Их партнеры по коалиции, христианские демократы, гордились, что внесли свой вклад в организацию визита Эриха Хонеккера в Федеративную Республику в сентябре 1987 г., чего не сумели и не отважились сделать Брандт и Шмидт. Даже газета Акселя Шпрингера Die Welt, которая единственная отказывалась признавать существование Германской Демократической Республики, в конце концов – выбрав наиболее подходящий момент – отказалась от этого летом 1989 г., когда перестала использовать кавычки при каждом упоминании ГДР. Кто бы ни трудился во имя объединения Германии, это точно был не Запад[1064].

Помимо прочего, Западная Германия всегда была “под колпаком”. Агенты разведслужбы Штази Маркуса Вольфа наводняли Бонн, а также все ключевые узлы западногерманской экономики и культуры. От секретарей в официальной резиденции канцлера до законодателей мнений в СМИ – у Штази повсюду были глаза, уши, а при необходимости даже губы. Чтобы перечислить все контакты Штази в Федеративной Республике, потребовалась бы книга не тоньше телефонного справочника Бонна, но лишь несколько из них заслуживают упоминания. Жучок был поставлен в телефон у кровати министра обороны Западной Германии Манфреда Вернера, который впоследствии занял пост генсека НАТО. В начале 1980-х гг. западногерманскую политику всколыхнул скандал с компанией Flick, когда обнаружилось, что множество ведущих немецких политиков разного толка получают платежи наличными от концерна Flick, а центральной фигурой в распределении этих средств был член ХДС Адольф Кантер, который также работал на Штази[1065].

Еще в сентябре 1989 г. Вилли Брандт отмахивался от идеи об объединении Германии, называя ее Lebenslüge (“самообманом”) Федеративной Республики. В январе 1989 г. новый мэр Западного Берлина Вальтер Момпер объявил, что вопрос об объединении не стоит. В частных беседах с официальными лицами Восточной Германии Момпер утверждал, что жителей Западного Берлина больше всего огорчает не сам факт существования Берлинской стены, а то, что им не позволяется взять с собой собаку при посещении “столицы Германской Демократической Республики”. Всегда готовый угодить, товарищ Хонеккер исключил это вопиюще оскорбительное правило из своего “антифашистского защитного барьера”. Месяц спустя пограничники Хонеккера застрелили – как собаку – Криса Геффроя, который стал последней жертвой Берлинской стены[1066].