Соцмедиа усилили поляризацию и радикализацию, создав облегченные пути их роста. При это мы все время смотрим на Facebook, но точно такие процессы развиваются в YouTube[1252] и в Twitter[1253]. Вероятным параллельным процессом следует признать и выход на арену популистских лидеров по всему миру. Они легко обошли сложные схемы прошлой политики, заговорив с населением на понятном языке с четким обозначением «врагов», активируя во многом забытую старую модель мира.

В современном лидерстве возник новый инструментарий: «Политические и военные лидеры постоянно пытаются и достигают успеха в использовании информации в такой степени и скорости, которой еще не было в истории, чтобы достичь результата внутри других стран. Эти лидеры более не могут освободиться от внешних попыток повлиять на население своих стран, они или сами формируют восприятие, или позволяют другим делать это»[1254].

П. Зингер, один из авторов новой книги «Как война» об использовании соцмедиа в качестве современного оружия, пишет: «Чтобы победить интернет, надо научиться совмещать вместе элементы нарратива, аутентичности, сообщества и скопления. И если вы можете „победить“ интернет, вы можете победить глупые распри, выборы и смертельно опасные битвы» (цит. по[1255]). Зингер говорит, что идея книги пришла еще до Трампа, а когда в 2014 году силы Исламского Государства захватили Мосул: «Это создало момент не просто разрыва в войне и политике, а смятение. Что это за группа и как им удалось сделать невозможное — победить военную силу, намного большую, чем они, обученную и вооруженную самой мощной страной в мире? Не принимался во внимание элемент соцмедиа. Главной частью того, как ИГИЛ поднялся, а затем победил, было использование той же тактики, которую используют для своих побед знаменитости, маркетологи и подростки».

Кстати, в предисловии к книге авторы тоже говорят о Мосуле, когда распространяемые слухи привели к бегству тысяч солдат и полиции, что позволило полуторатысячному отряду ИГИЛ легко его занять. На фоне рассказов о будущей кибервойне Исламское Государство провело вирусную маркетинговую кампанию, захватив не сеть, а информацию в ней. После этого с помощью интернет-кампании привлекло к себе 30 тысяч новых бойцов.

Главная идея авторов такова — социальные медиа революционизировали уже все, от бизнеса до политики, теперь настало время и для войны. Они пишут: «Интернет долго восхвалялся за способность объединять людей. Но сегодняшний день демонстрирует, что та же технология легко становится оружием. Смартфоны и социальные приложения четко изменили азы конфликта: от рекрутирования до сообщений с поля битвы. Но наибольшие результаты могут быть более фундаментальными, расширяющими причины, частотность войны и охват. Платформы соцмедиа усиливают нарративы „мы против них“, открывая уязвимым людям опасные идеологии, разжигая даже давно спящую ненависть. Они создают массовую поддержку общественному мнению, которое практически невозможно предсказать или проконтролировать»[1256].

Еще одним примером переноса технологий стал феномен использования самими американцами внутри страны технологий российских информационных интервенций[1257][1258]. При этом не утихает внимание и к возможности иностранного вмешательства[1259]. Новым феноменом стало то, что растет число внутренних дезинформационных кампаний и падает число внешних. А домашние кампании сложнее идентифицировать, чем внешние, поскольку они отражает реальные сети американцев в онлайне.

Современный мир вступил в полосу резких изменений. С одной стороны, это результат развития информационных технологий, которые все глубже входят во многие социальные процессы. С другой — это следствие ускорения множества самих социальных процессов, которые сами становятся источником изменений.

В прошлом информация попадала к читателю, а потом и зрителю вне всякой зависимости от него. Условный пример: глашатай короля не нуждается в подстраивании под слушателей. У получателя информации испокон веков была чисто пассивная роль. Но постепенно эта роль стала меняться. Чем выше статус говорящего (боги устами жрецов, цари-короли), тем его менее волнует слушатель, «священное» слово и так дойдет в неприкосновенности, обладая обязательностью для выполнения всеми.

Эта система стала рушиться при появлении зависимости от получателя, например, коммерческого порядка. Читатель/зритель стал нужен, поскольку он сам покупал тот или иной информационный продукт, либо его, сидящего у телевизора, продавали рекламодателям. Все это с каждым шагом облегчает процессы социального управления.

Одновременно это прямое или косвенное программирование поведения человека. Двадцатый век применил все возможные методы для этого, включая использование всех новых медиа — радио, кино, телевидения. Государство со своим словом вошло в каждый дом и в каждую голову. Тоталитарные государства добавили в эту коммуникативную цепочку использование аппарата принуждения, заставляя слушать и выполнять сказанное под угрозой наказания. Демократические государства воспользовались не жесткой, а мягкой силой в тех же целях программирования поведения, они не заставляли, а привлекали людей к правильному поведению.