Чука вдруг заговорил голоском простуженного старичка лилипута, причем лилипута иностранца, который с трудом подбирает русские слова:

— Я… видите ли… потому что я дымовой…

— Домовой? — вежливо удивился Валентин.

— Дымовой… Домовые живут в подпольях… а я в трубе. В печной…

— Как же ты… как же вы там не поджарились? — озабоченно поинтересовался Валентин. Было в самом деле интересно.

— Я… видите ли… так… Если огонь, я на крышу. А потом опять домой… Иногда припекало. Да… — И чука опять защебетал и зачирикал. Юр-Танка объяснил:

— Он говорит, что там было хорошо, тепло. Только тесно. И он ушел, построил себе дом на краю болота.

«А запах остался», — подумал Валентин. От чуки пахло подпаленной шерстью.

— Ну и как новое жилище? — поддержал беседу Валентин.

Чука-дымовой опять выдал птичью трескотню, а Юр-Танка перевел:

— Домик ничего, удобный. Только шкыдлы надоедают, приходится воевать. Вот и сейчас я… то есть он уморил одну. И тащит подальше в трясину.

Чука завозился и выволок из кустов за черный хвост громадную крысу. Вернее, животное, похожее на крысу. Величиной с таксу. На острой морде топорщились толстые, как шипы, усы. В продолговатых, словно у человека, остекленевших глазах блестела луна. Лапы были скрючены. Задние — длинные, суставчатые, а передние — совсем крошечные. Как у кенгуру. У передних лапок были растопыренные ладошки, похожие на обезьяньи.

Валентина передернуло. Юр-Танка брезгливо отскочил. Чука бросил добычу, отдышался и гибкой маленькой рукой провел над глазами. Так люди вытирают взмокший лоб.

— Тя… желая…

Чука щебетнул еще что-то на прощанье и полез в кусты. И уже оттуда, из косматых веток, прочирикал длинную фразу.

— Ой… он сказал, что скоро рыбка под землей превратится в золотую монетку. И монетка принесет счастье тому, кто найдет…

«А кто найдет?» — грустно подумал Валентин. Сказал, однако, другое:

— Откуда он узнал про рыбку-то?

— Чуки многое знают…

— Ладно, пойдем, князь… — Валентину было почему-то грустно.

— Пойдемте, — отозвался Юр-Танка, чуть шевельнулся, но не сделал ни шага. Смотрел на трясину, где в блюдцах воды горели лунные блики. Валентин вдруг сказал — просто так, неизвестно отчего:

— Князь, а если солнечную рыбку можно поймать, то, наверно, можно и лунную? А?

Юр-Танка не удивился. Ответил как про самое обыкновенное:

— Это запросто. В тыщу раз проще, чем солнечную. У нас многие пацаны ловят… Но только непонятно, что с ними, с «луняшками», делать.

— Не волшебные?

— Они вроде бы волшебные. Но никто не знает, как это волшебство у них открыть. Одного желания мало. То ли заклинание какое-то нужно, то ли еще что-то… В общем, как диск…

— Какой диск?

— Ну, компьютерный. Программы на нем есть, а без дисплея не прочитаешь… Их, этих рыбок, зовут еще «календарики»…

— Почему?

— Лунные календарики… Говорят, если знаешь нужные слова, можно перенестись назад во времени. На столько лунных месяцев, сколько раз рыбку перевернешь перед этим.

— Сказка, наверно…

— Солнечная рыбка ведь не сказка. Может, и эта… Но никто волшебных слов не знает.

— А… рыбку при этом, при переходе назад, тоже требуется загубить?

— Конечно, — со вздохом сказал Юр-Танка.

— Ну, тогда, пожалуй, и хорошо, что никто не знает заклинания.

— Пожалуй…

Юр-Танка вдруг нагнулся, дернул на сандалиях ремешки, дрыгнул ногами — сбросил обувку в траву. И пошел вперед, прямо в болото.

— Куда ты? — всполошился Валентин.

— Сейчас…

Юр-Танка через осоку пробрался к болотной жиже, сразу увяз там выше колен. Пальцами разогнал перед собой ряску, постоял нагнувшись. И вдруг быстро хлопнул по воде ладонями. Засмеялся и стал выбираться назад, выдергивая измазанные ноги.

Подошел к Валентину, открыл перед ним ладошки. В них трепыхалась блестящая, похожая на новенький полтинник рыбешка.

— Ух ты! — изумился и почему-то обрадовался Валентин.

— Возьмите себе, — шепотом сказал Юр-Танка.

— А… зачем?

— Ну, просто так. На память…

— Спасибо… Но что я с ней буду делать?

— Дома можете в любой банке держать, если аквариума нет. А можно с собой носить в платке. Она сутки без воды спокойно дышит, как солнечная…

Валентин взял «луняшку». Она щекочуще трепыхалась в пальцах — круглая, серебряная, с черной точкой-глазом, с полупрозрачными крылышками хвоста и плавников. Хорошо, что в кармане оказался чистый, ни разу не вынутый платок. Валентин завернул рыбку, вдвинул плоский сверточек в карман осторожно — не раздавить бы. И они пошли к дому.

Юр-Танка шагал впереди, хлопая снятыми сандалиями то по коленкам, то друг о друга. Потому что не надевать же их на перемазанные ступни. Дом был уже недалеко, и в это время в полоске кустов — последней на пути — сильно зашумело: кто-то ломился навстречу. Юр-Танка замер, Валентин тоже. Опять чука? Но из ольховника выкатился Сопливик.

Встал, дыша часто и виновато.

— Ты чего? — Валентин ощутил вдруг сильный толчок досады. И злость на липучего Сопливика. — Зачем ты за нами ш… шастаешь? — Он чуть не сказал «шпионишь».

Сопливик ощетиненно приподнял плечи и проговорил сумрачно, уже без виноватости:

— Я не шастаю за вами… Но там Илюшка плачет. Тихо, но без остановки. Я спрашиваю: ты чего, а он… не говорит, а только вздрагивает весь…

Обогнав ребят, Валентин кинулся к дому. Подтянулся на нижней ступеньке, забрался на лестницу. Стал подниматься, спохватился, помог забраться ребятам — сами-то не сумели бы, высоко. Втроем они вскарабкались до окна, перелезли через подоконник. Бросились к двери. Но… или они ошиблись лестницей, или опять началась чертовщина. За дверью была не комната с ребятами, а длинный, освещенный тусклыми лампочками коридор. Он плавно закруглялся, словно внутри громадного циклотрона. Валентин секунды две постоял остолбенело, потом бросился вперед. Юр-Танка и Сопливик — за ним. По пути они распахивали все двери по сторонам коридора. Но за дверьми было темно, пыльно и пусто. Потом на дороге оказался широкий люк. Прямо посреди пола. Открытый. Вниз вела винтовая деревянная лестница. Ступени завизжали под ногами. Внизу был квадратный вестибюль — опять с голыми пыльными лампочками и чьим-то бюстом в углу. Темнело несколько обитых клеенкой дверей. Валентин дернул ближнюю и… увидел гостиную с ребятами. Теперь она была освещена лампой с зеленым абажуром. Некогда было удивляться. Главное — что с Илюшкой?.. Но он уже спал, съежившись на узкой диванной спинке. И другие ребята спали. Никого, кроме Сопливика, не потревожили недавние Илюшкины слезы. От этих слез он все еще всхлипывал и подрагивал во сне. В ресницах блестели капли, и не успела высохнуть размазанная по щекам влага.