Рундштедт. У англичан в гимне зафиксирована иная точка зрения: «Нет, нет, никогда англичанин не будет рабом…»

Гиммлер. Гимны пишутся, чтобы их пели. Сражения проводятся с иными целями, одной из которых я могу назвать смену слов в гимнах.

Вихрь и Коля сидели на опушке леса. Рассвет был осторожный; черные, уже без листьев, сучья осин разрезали красную полоску над лесом. Купол неба был серым, еще ночным. В лесу было тихо – так бывает после первых заморозков, когда земля уже схвачена ночными морозами, а снега еще нет.

Вихрь потрогал замерзшими пальцами серебряную инкрустацию на своем ружье и сказал:

– Твое хоть и без этой мишуры, а все равно лучше.

– Почему?

– Двенадцатый калибр. Я шестнадцатый не люблю. Дамское это оружие. Несолидно.

– А мне мама в день шестнадцатилетия подарила как раз шестнадцатый. Я к нему привык. Это тоже неплохая мешалка.

– Что? – не понял Вихрь.

– Так мамины друзья всегда называли ружье – мешалка.

– Смешно.

– Смешно.

– Прикладистое?

– Ничего.

– Ну-ка, дай я попробую.

Вихрь взял Колино ружье, несколько раз споро и легко взбросил его к плечу.

– Ложе для меня коротковато.

– У тебя руки загребущие… Как Аня?

– Плохо.

– Отходит?

– Пока – нет.

– Бородин молчит?

– Почему молчит? Ждет.

– У меня для Крауха все готово.

– Ты говорил.

– И квартиру я для него присмотрел.

– Понимаешь, он ведь эсэсовский офицер, – задумчиво сказал Вихрь. – Я боюсь, когда эсэсовцы, ей-богу.

– Мне объяснял… Штирлиц, – запнувшись, сказал Коля. – Если просто кадровый эсэсовец или военный – надо бояться. А если у него есть хорошая гражданская специальность – тогда остается шанс. Понимаешь, просто СС – это партийная охрана, они ничего не могут, кроме как охранять, стрелять и жечь. Туда брали лбов-фанатиков. Их у Гиммлера в двадцать девятом году было всего две с половиной сотни. А во время войны они стали призывать в СС инженеров, учителей, рабочих. Эти умеют работать, а не только убивать. Этих еще можно прижать. Эти еще хоть как-то умеют думать.

– Не он? – спросил Вихрь, кивнув головой на человека в шляпе с пером. Он поднимался по тропинке от дороги, заряжая на ходу ружье.

– Он, – ответил Коля. – Не узнал?

– Теперь узнал.

Берг подошел к ним:

– Вы назначили встречу здесь. Вот я пришел. Здравствуйте.

– Здравствуйте.

Вихрь поднялся и протянул Бергу руку. Они поздоровались. Потом Берг поздоровался с Колей. Несколько мгновений они разглядывали друг друга, потом Берг спросил:

– Что, сдать оружие?

– Это успеется, – ответил Вихрь, – пошли пока в лес – по зайцу.

– Еще не чернотроп, – усмехнулся Берг, – охоты не будет. Тем более без собаки. Но если вы настаиваете…

И они пошли в лес: Вихрь и Берг впереди, а замыкающим – Коля. Он постоял минут пять на опушке, спрятавшись за дерево: нет ли слежки. Зеленя на поле, чуть припорошенные снегом, казались голубыми. Небо стало теперь прозрачным; за оставшейся после ночи серой хмарью угадывалась осторожная осенняя синева.

«Если он пришел со своими, тогда они должны сейчас выйти, – думал Коля, посматривая на часы. – Они должны понимать, что в лесу нас упустят. Разве только надеются на собак. Собаки – ерунда. Мы потому и назначили ему это место, что здесь ручьи, а дальше – массив на сотни километров, окружить нас они не смогут. Видимо, он один».

Коля быстро пошел следом за Вихрем – они условились, куда тот двинет: по распадку, через березовую рощу, а там начинаются холмы, поросшие желтой длинной травой, прибитой сейчас ночными холодами.

– Я несколько раз охотился в России на зайцев. У нас эта охота богаче, – сказал Берг.

– Вы здорово говорите по-русски, – заметил Вихрь.

– Я окончил Московский университет, так что неудивительно. Можете передать в Центр, что я работал с тридцать четвертого по тридцать восьмой год в Москве, в военном атташате, под фамилией Шмальшлегер. Запишите, это трудная фамилия.

– Ничего. Запомню.

– Повторите, пожалуйста.

– Шмальшлегер.

– У вас завидная память. Обычно русские плохо произносят немецкие имена.

Они остановились, услыхав позади треск сучьев: из чащи выходил Коля.

Берг спросил:

– Смотрели, не привел ли я за собой хвост?

– Нет, – ответил Коля, – я отстал помочиться.

– Не надо обманывать агента, – сказал Берг, вздохнув. – В задуманной вами игре вы можете готовить для него любую роль, но никогда не обманывайте. Я надеюсь, что глупых агентов вы не вербуете, а умный сразу поймет и станет относиться к вам с подозрением. Разведка – это такая игра, в которой бывший враг может оказаться первым другом.

– Вам заяц для алиби нужен? – спросил Вихрь.

– Заяц – довольно относительное алиби, потому что мертв, а если б даже был жив – все равно смолчит.

Вихрь полез за сигаретами:

– Значит, можно, как говорится, брать быка за рога?

– Но сначала давайте оговорим условия для быка, – сказал Берг, и Коля заметил, как побледнело его лицо и лоб собрался морщинами.

– Выдвигайте, – сказал Вихрь, – мы готовы вас слушать.

– Как вы сами понимаете, денег мне не нужно. Нужно одно: веская гарантия, что после окончания войны я останусь жить в своем доме. Больше мне ничего не надо.

– Значит, вас интересует только сохранение вашей жизни?

– Можно подумать, что ваша жизнь вас не интересует.

– Это сложный вопрос, – ответил Вихрь.

– Как бы сложен этот вопрос ни был, не стоит себя обманывать.

– Мы гарантируем вам жизнь и свободу, – пообещал Вихрь.

– Стоп. Это не разговор. Я не знаю, кто вы, мне неизвестны ваши полномочия, я не знаю, к кому мне апеллировать в тот час, когда большевики примут нашу капитуляцию.

– Геббельс обещает нас расколотить уже в этом году, – заметил Вихрь.

– Разговор принимает несерьезный характер. Идеология не имеет никакого отношения к разведке.

– Ну, это как посмотреть, – сказал Коля.

– Ладно, – сказал Вихрь и медленно пошел дальше, через тихую, торжественную, черно-белую березовую рощу. – Ладно. Видимо, вы по-своему правы. Нужно, чтобы вы передали нам план оборонительных сооружений одерско-вислинского плацдарма. Если вы не можете достать этот план, помогите нам получить кого-нибудь из крупных эсэсовских офицеров, которые занимаются инженерным делом.