Затем направился дальше. Песок закончился, и он пошел по траве. Остается по меньшей мере еще один часовой — несомненно, летний коттедж помощника госсекретаря охраняется на федеральном уровне, — но, можно надеяться, «Моторола» предупредит его о любой неожиданности.

Еще пять минут ходьбы, и Джэнсон очутился на южном склоне песчаной дюны, покрытой чахлой растительностью. За дюной был коттедж. Джэнсон замедлил шаг; его ботинки увязали в мелком просоленном песке, но до цели осталось совсем недалеко.

Оглянувшись вокруг, Джэнсон увидел безмятежную гладь Чесапикского залива — обманчиво спокойную, ибо вода кишела невидимой жизнью. Вдалеке, в нескольких милях к югу, виднелся остров Танджьер. Сейчас на нем находился небольшой рыбозавод; но в 1812 году, во время единственной войны, в ходе которой иностранные войска вторгались на территорию Соединенных Штатов, на острове была устроена база английского флота. Неподалеку размещались судостроительные доки Сент-Майклза; американские корабли, прорывавшие морскую блокаду, приходили в этот порт. Джэнсон вспомнил один момент из прошлого войн: именно в Сент-Майклзе горожане осуществили уловку, вошедшую в классику истории войн XIX столетия. Услышав о приближении английской армии, они загасили все городские фонари и, сняв их со столбов, повесили на вершины деревьев и снова зажгли. Ночью англичане обстреливали город из орудий, но, введенные в заблуждение огнями, целились слишком высоко, и их ядра пролетали над домами, не причиняя вреда.

В этом Восточное побережье: внешняя безмятежность, скрывающая море пролитой крови. Три столетия борьбы и спокойствия. Очень характерно, что именно здесь Дерек Коллинз построил свой личный бастион.

— Моя жена Джанис очень любила это место.

Знакомый голос прозвучал без предупреждения; стремительно развернувшись, Джэнсон увидел перед собой Дерека Коллинза. Сунув руку в карман, он нащупал указательным пальцем спусковой крючок пистолета и только после этого посмотрел в лицо своему бывшему начальнику.

Его удивила только одежда помощника государственного секретаря; человек, которого Джэнсон видел исключительно в черных и темно-синих двубортных костюмах, на выходные переоделся в шорты, клетчатую рубашку и сандалии.

— Она ставила сюда мольберт — как раз туда, где вы стоите, — доставала акварель и пыталась передать свет. Так всегда говорила Джанис: она пыталась передать свет. — Глаза Коллинза потухли; обычная деятельная яркость сменилась какой-то тусклой усталостью. — Вы знаете, у нее была полицитемия. А может быть, и не знаете. Заболевание тканей костного мозга; ее организм вырабатывал слишком много красных кровяных телец. Полагаю, вам известно, что она была моей второй женой. Я начал все сначала. Через несколько лет после того, как мы поженились, у нее начала чесаться кожа, когда Джанис принимала горячую ванну; как выяснилось, это были первые симптомы. Странно, вы не находите? Болезнь развивалась медленно, но затем начались головные боли, тошнота, общая слабость, и в конце концов Джанис поставили, этот диагноз. Последние месяцы своей жизни она почти все время проводила здесь, на острове Фиппс. Я привозил ее сюда, и она брала мольберт, пытаясь смешать акварели, чтобы передать закат. Джанис никак не могла подобрать нужные краски. Она говорила, что закат у нее слишком часто получался кровавым. Как будто из нее что-то просилось наружу...

Коллинз стоял всего в десяти футах от Джэнсона, но его голос доносился словно издалека. Он стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на сгущающиеся над заливом сумерки.

— Джанис также очень любила смотреть на птиц. Она считала, что не сможет их нарисовать, но любила просто наблюдать за ними. Видите вон ту, рядом с апельсинным деревом? Жемчужно-серую, с белым бочком, на глазах черная маска, словно у енота?

Джэнсон отыскал взглядом птичку размером с малиновку, деловито прыгающую с ветки на ветку.

— Это большеголовый американский сорокопут, — продолжал Коллинз. — Один из видов, которые водятся только в здешних краях. Джанис находила его очень красивым. Lanius ludovicianus.

— Гораздо больше она известна как птица-мясник, — ответил Джэнсон, ощущая, как сердце гулко бьется в груди.

— Я так и думал, что вы знаете, — заметил Коллинз. — Она очень своеобразна, правда, потому что охотится на других птиц. Но приглядитесь повнимательнее. У нее нет когтей. В этом вся прелесть. Сорокопут охотится, используя окружающую обстановку, — насаживает свою добычу на острый шип или колючую проволоку, а затем разрывает ее на части. А для этого когти не требуются. Птичка знает, что в мире полно суррогатных когтей. Можно пользоваться тем, что подвернется под руку.

Издав пронзительный крик, птица взмыла в воздух. Коллинз повернулся к Джэнсону.

— Почему бы нам не пройти в дом?

— Вы не собираетесь меня обыскивать? — равнодушно спросил Джэнсон. Он был удивлен внешним спокойствием Коллинза и собирался не отставать от него. — Посмотреть, какое у меня есть при себе оружие?

Коллинз рассмеялся, на мгновение теряя свою серьезность.

— Джэнсон, вы сами лучшее оружие, — сказал он. — Вы что, предлагаете мне ампутировать вам все конечности и положить их на витрину? — Он покачал головой. — Вы забыли, насколько хорошо я вас знаю. Кроме того, я вижу перед собой человека, убравшего руку в карман, а эта выпуклость в футе под плечом, скорее всего, объясняется пистолетом, направленным на меня. Полагаю, вы обезоружили Эмброуза. Молодой парень, достаточно неплохо подготовленный, но, как говорится, не самый острый нож на кухне.

Джэнсон ничего не ответил, но оставил палец на спусковом крючке. Пуля из М-9 легко пробьет ткань пиджака; Коллинз был на волосок от смерти и прекрасно знал это.

— Пойдемте, — предложил Коллинз. — Прогуляемся пешком. Два мирных беззащитных человека. На нашем примере можно увидеть угрозу взаимного уничтожения — и глубокое удовлетворение, основанное на равновесии страха.

Джэнсон продолжал молчать. Коллинз не был оперативным работником; при этом он оставался смертельно опасным, но исходящая от него угроза была другого рода. Мужчины поднялись по ступеням из серебристого старого кедра на крыльцо и оказались в доме Коллинза. Это был классический коттедж на берегу моря, вероятно, построенный в начале XX века: потемневшая от непогоды черепица, маленькие спальни на втором этаже. Ничего привлекающего внимание, по крайней мере на первый взгляд.

— Ваш летний домик охраняется федеральным правительством, — заметил Джэнсон. — Неплохо устроено.

— Он удовлетворяет требованиям безопасности по классу А. После того случая с Джоном Дейчем[54]никто не хочет попасться на том, что носит домой секретные документы и хранит на домашнем компьютере сведения, составляющие государственную тайну. Я решил эту проблему, превратив свой коттедж в рабочий кабинет. Расположенный обособленно.

— Вот чем объясняются национальные гвардейцы.