Немец поморщился и поглядел на часы.

– Сегодня уже поздно искать кого-нибудь, а завтра утренним поездом я уезжаю в Бремерхавен. Мое судно отходит в пятнадцать ноль-ноль.

– Именно эту цифру я и имел в виду – пятнадцать сотенных бумажек.

– Западногерманских марок?

– Нет, американских долларов.

– Вы еще больший псих, чем ваш Landsmann[128], который убивает направо и налево. Если бы вы знали язык, вам это обошлось бы не более чем в пятьдесят долларов.

– Но я не знаю языка. Полторы тысячи долларов, если вы устроите это.

Молодой человек пристально посмотрел на Конверса, потом поднялся, отодвигая стул:

– Подождите. Попробую позвонить.

– Когда будете проходить мимо стойки, закажите нам еще виски.

– Danke.

Ожидание не было ни приятным, ни неприятным – оно было просто напряженным. Джоэл поглядывал на видавшую виды гитару, оставленную на стуле, и пытался припомнить слова:

Узнаешь ли, куда попал, что видишь пред собой,

Поймешь ли ты, кем стал на самом деле?

– Я буду у вашей гостиницы в пять утра, – сказал молодой моряк, усаживаясь и держа в руках два стакана с виски. – Капитан возьмет с вас двести долларов, aber[129]только если нет наркотиков. С наркотиками он вас на борт не пустит.

– У меня нет наркотиков, – сказал Конверс, улыбаясь и стараясь не показать свою радость. – Как только это будет сделано, вы получите свои деньги. Я вручу их вам на пристани, или в порту, или где вам будет угодно.

– Naturlich.

Это произошло менее часа назад. Теперь все пойдет по-другому, размышлял Джоэл, поглядывая на вход в гостиницу.

В пять часов утра он будет на пути в Голландию, в Амстердам, к человеку по имени Корт Торбеке, который, по словам Маттильона, торгует фальшивыми паспортами. Все списки авиапассажиров, отправляющихся в Соединенные Штаты, будут тщательно просматриваться “Аквитанией”, но давным-давно, сто лет назад, он узнал, как можно избежать наблюдателей. Он сделал это тогда, убежав из глубокой холодной дыры и преодолев в темноте забор из колючей проволоки. Он сделает это и теперь.

У плохо освещенного входа в гостиницу возникла человеческая фигура. Это был молодой моряк. Улыбнувшись, он знаком пригласил Конверса следовать за собой.

– Пресвятой Боже, да что это с вами, Норман? – воскликнул южанин, видя, что губы Уошбурна судорожно хватают воздух, а тело сотрясают конвульсии.

– Я… не… знаю… – Глаза майора были широко открыты, расширившиеся зрачки беспокойно бегали по сторонам.

– Должно быть, это все немецкая жратва! – воскликнул Томас Тэйер, поднимаясь с банкетки и быстро становясь между столом слева и Уошбурном. – Нет, черт возьми! У нас же не было никакой еды. Вы не ели!

Посетители за соседними столиками стали проявлять беспокойство, громко обмениваясь замечаниями по-немецки. Южанин повернулся к одному из мужчин и в ответ на какую-то его ремарку бросил:

– Mein Wagen steht draussen. Ich kenne einen Arzt[130].

Метрдотель устремился к столику и, сообразив, что гости – американцы, стал проявлять заботу на английском языке:

– Майору нездоровится, майн герр? Не обратиться ли к нашему…

– Нет, благодарю вас, никакого доктора, которого я бы не знал лично, – прервал его Тэйер, наклоняясь над военным атташе, который тяжело дышал и, полузакрыв глаза, качал головой вперед-назад. – Это – сынок Молли Уошбурн, и уж я прослежу, чтобы он получил все самое лучшее! У меня есть автомобиль. Если пара ваших официантов поможет мне, мы доведем его до лимузина, и я сразу же отвезу его к своему врачу. В моем возрасте всегда приходится держать их под рукой.

– Bestimmt. Конечно! – Метрдотель щелкнул пальцами, и к нему подлетели трое официантов.

– Посольство… посольство! – бормотал Уошбурн, пока его волочили к дверям.

– Не волнуйся, Норман, детка! – успокаивал его южанин вышагивая рядом с метрдотелем. – Я позвоню туда прямо из машины, пусть встречают нас у Руди. – Тэйер повернулся к немцу: – Знаете, что я вам скажу? Этот славный парень, этот стойкий солдат просто выдохся. Он без роздыха трудился от рассвета до заката. Вы и представить себе не можете, сколько на него свалилось за эти последние дни. Этот псих, объявивший всем войну, тот, что застрелил их посла, а потом еще и эту важную птицу в Брюсселе!… Вы знаете, кто этот сынок Молли? Он – военный атташе.

– Да, майор – наш частый и уважаемый гость.

– Что ж, даже самые уважаемые имеют право сказать иногда: “Гори оно все огнем, а мне пора немного расслабиться”.

– Не уверен, что я вас понимаю.

– Я думаю, этот чудесный парень, которого я знал щенком, еще не научился рассчитывать свою дозу.

– О!… – Во взгляде метрдотеля загорелось любопытство знатока и любителя светских сплетен, которому удалось поймать новый слушок.

– Просто он перебрал лишнего… Вот и все, но это – между нами.

– Мне кажется, у него глаза были не в фокусе…

– Он начал вышибать пробки еще до того, как солнце осветило восточную стену конюшни. – Они уже добрались до входа, где целая орава посыльных продвигала Уошбурна через входную дверь. – И у него есть на это право, вот что я вам скажу. – Тэйер достал бумажник.

– Не могу не согласиться с вами.

– Вот, – сказал южанин, отсчитывая купюры. – Я не успел их обменять, поэтому возьмите сотню долларов. Это с лихвой покроет нашу выпивку, а остальные отдайте тем ребятам у входа… А эта сотня – лично вам, чтобы вы пореже вспоминали об этом, verstehen?

– Разумеется, майн герр! – Немец упрятал в карман оба банкнота, улыбаясь и угодливо кланяясь. – Абсолютно ничего не скажу.

– Ну, зачем же так? Сынку нашей Молли пора бы понять: если люди и узнают, что он пропустил рюмку-другую, это совсем не конец света. Бывает очень полезно немножко расслабиться, и окажись мы в Джорджии, я бы прямо сказал ему, что это необходимо. Так что можете подмигнуть ему по-дружески, когда он опять тут появится.

– Под-миг-нуть?

– Улыбнитесь ему одобрительно – вроде бы вы все знаете, и все о’кей. Verstehen Sie?

– Да! Абсолютно с вами согласен. Он заслужил!

У обочины Джонни Реб подробно проинструктировал официантов, как поудобнее устроить на заднем сиденье майора Бормана Энтони Уошбурна четвертого: “Расправьте ему руки-ноги, положите навзничь, лицо повыше”. Затем южанин раздал всем по двадцать долларов и отпустил их. После этого, нажав кнопку переговорного устройства, он заговорил с двумя мужчинами, сидевшими на переднем сиденье.